— Тогда вся геология попросту превратится в геофизику, — заметил Стенин.
— Ничего подобного! Геофизика — в том смысле, в каком она существует на нашем факультете, — лишь один из методов геологических исследований, а не самостоятельная наука. Геология, безусловно, будет все больше и больше опираться на этот метод. Но этого недостаточно. Для решения своих задач она должна привлекать новейшие достижения и физики, и химии, и математики, и многих других наук, чего не делает «классическая» геология. Я не против геологии, как науки, я против этой вот «чистой», или как там еще, геологии.
Воронов откинул со лба упавшую прядь волос. Стенин бросил недокуренную папиросу.
— Н-да, теперь я понимаю, почему Бенецианов и иже с ним так ратуют против вас. Ведь дай вам волю, вы всех засадите за парту.
— Без этого сейчас нельзя, Алексей Константинович. И я буду убедительно настаивать, может быть, даже в печати, на перестройке всей системы преподавания в геологических вузах, на предоставлении студентам настоящих физико-математических знаний. А в первую очередь этот пробел нужно восполнить нам, ученым, преподавателям.
— Вы представляете, что значит переучиваться в пятьдесят пять — шестьдесят лет?
— Для ученого это обязанность в любом возрасте.
— Но ведь ученый — не абстракция. Это прежде всего человек, и что по плечу молодым и даже таким, как мы с вами, не всегда возможно для людей преклонного возраста. Тем более, что они отдали жизнь определенному направлению в науке.
— И все-таки начало должны положить учителя. Иначе не смогут они по-новому учить своих учеников.
— Однако не все понимают это.
— Ерунда! Понимают все. Но в том-то и дело, что мало только понимать, нужно заставить себя сломать весь привычный уклад работы и сесть, как вы сказали, за парту. И это, конечно, не всем по вкусу. Поэтому, честно говоря, главные свои надежды я возлагаю все-таки на молодежь. — Воронов с минуту помолчал и добавил: — Ну, и на среднее, так сказать, звено, вроде нас с вами.
Стенин улыбнулся:
— Это чувствуется. Хотя бы по тому, с каким жаром вы стараетесь обратить меня в свою веру.
— И с каким же успехом? — улыбнулся и Воронов.
— Ну, тут есть над чем подумать. Вот и будем думать, не откладывая в долгий ящик.
— Это уже неплохо.
— И будем искать, на кого опереться у нас… — продолжал Стенин, снова закуривая.
— Тут я настроен более оптимистически. Опереться есть на кого.
— И давно вы это почувствовали?
Воронов замялся. Вопрос Стенина напомнил ему о недавних днях, когда он жил и работал словно лишь по инерции.
— Нет, недавно, — произнес он, прямо взглянув в глаза Стенину.
— Я рад за вас, Юрий Дмитриевич, — сказал тот как бы между прочим. И Воронов понял, что секретарь партбюро всегда интересовался его делами, пожалуй, больше, чем он представлял себе до сих пор.
Проводив Стенина, Воронов вызвал к себе лекционного ассистента:
— Федор Тимофеевич, через двадцать минут лекция.
— Какая лекция?
— Минералогия в одиннадцатой группе.
— Так они же в колхоз уезжают.
— Ах, да! Как я забыл…
— Да вон, как раз поехали. Смотрите!
Воронов распахнул окно, и в комнату вместе с холодом осеннего дня ворвался громкий многоголосый гомон: по улице шла целая колонна автомашин, заполненных студентами.
— А вон и Петр Ильич! — продолжал Федор Тимофеевич. — Видите, в последней машине, из кабины выглядывает.
Воронов перевел взгляд в конец колонны и вдруг увидел ее — девушку, так прочно поселившуюся в его сознании. Она смотрела на окна. Воронов поспешил отойти в глубь комнаты. Однако студенты уже заметили его.
— Юри-и-ий Дмитриеви-и-и-ич! — донеслось оттуда, с улицы, заглушая гул моторов.
Воронов помахал им рукой.
Через минуту машины скрылись. Воронов закрыл окно:
— Да, уважаемый Алексей Константинович, мне есть на кого опереться.
11. КРЕСТОВЫЙ ПОХОД
На третий день в поле, где одиннадцатая группа убирала картофель, приехал председатель колхоза. Он долго разговаривал с Петром Ильичей, затем подошел к студентам.
— Здорово, молодцы!
— Здравствуйте, — нестройным хором ответили ребята.
— Как у вас дела?
— Лучше всех! — ответил Краев, сдвигая кепку на затылок.
— Та-а-а-к… — Председатель окинул взглядом пройденные борозды. — А чего же тогда работаете хуже всех?
— Как это хуже всех? — выступил Саша.
— А так. Бригадир замерил вашу работу. И оказалось… — Он вынул бумагу и выразительно щелкнул по ней пальцем. — Вот! Ваша группа сделала вчера меньше других!
— Не может быть! — возразил было Саша, но, вспомнив, что многие ребята вчера действительно больше волынили, замолчал. Ивана с ними не было. Его послали на трактор в другую деревню. А Петр Ильич почти ни во что не вмешивался. Он или сидел на меже, читая книгу, или совсем уходил куда-то с поля.
— Мне врать не резон, — продолжал председатель. — С этого дня каждой группе дается участок. И тот, кто уберет его до срока, раньше вернется домой, отдохнет перед занятиями. Ну, а вам, как видно, придется до конца работать.
После ухода председателя Саша не выдержал:
— Вот что, ребята, работать так работать! Стыдно же такое слушать. И в университет сообщат…
— А ты верь ему! — вмешался Колька Краев. — Он всем так говорит. Известный прием! Сейчас и к другим с тем же поедет.
— Неужели думаешь, что все так же, как ты, вверх животом лежат да в карты режутся! — вскипел Саша.
— Вот и лежу! — ответил Краев. — И буду лежать! Меня такими баснями не купишь! А ты развесил уши. Не беспокойся, никого раньше срока не пустят. И нечего нас агитировать, как маленьких.
— Ай-вай-вай! — усмехнулся Джепаридзе, рослый парень с шапкой густых волос и маленькими усиками. — У нас в Грузии ни один порядочный мужчина в земле не копается.
— А в нашей деревне, — ответила ему Таня, — с таким «порядочным» парнем даже рябая девка не станет разговаривать.
— Получил? — засмеялась Светлана.
— Девчонки! — сверкнул Джепаридзе глазами. — Смотрите у меня! Грузинский народ — горячий народ!
— Ничто! Сбрызнет нашим дождичком, и остынешь! — отпарировала Таня.
Через минуту вся группа гудела, как потревоженный улей.
— Ну, хватит! — крикнул Саша, стараясь перекричать расшумевшихся ребят, — предлагаю разделиться на четыре бригады. Одну возглавит Краев…
— Другую возьмет Ларин! — крикнул Войцеховский. — Хватит ему языком трепать.
— Не беспокойся, «чемпион»! От вас не отстанем. Витька, вербуй себе тоже бригаду!
— И Степанову дайте! — потребовал Краев. — Хочу с ним силами помериться. Посмотрим, как на деле он постоит за честь группы.
— Давай, давай! — ответил Саша. — Пошли отсчитывать борозды.
Вернулся Петр Ильич. Он провожал председателя колхоза и не слышал спора.
— Вот что, — сказал он, обращаясь ко всем. — Нам следует обдумать создавшееся положение, ибо информация, полученная мной от председателя, вызывает опасение…
— Петр Ильич, простите, что я вас перебиваю, но мы уже надумали, — сказал Саша. — Только что разбились на бригады.
— И теперь нам тратить время некогда, — вступился Краев.
Петр Ильич только пожал плечами.
Вечер опускался на тихую деревенскую улицу. Только что прогнали стадо. По дворам надсадно блеяли овцы, тонко позванивали струйки молока о дно подойников. На темнеющем небе замигали первые звезды.
Саша, встав с завалинки, тихо шел по широкой улице, туда, где виднелась невысокая изгородь из тонких жердей — околица. Здесь он остановился, глядя на темную дорогу, сбегавшую по светлому жнивью к невидимой сейчас реке. Там, внизу, было уже темно, и казалось, именно оттуда, из-за плотной стены густого тальника, надвигается на деревню ночь.