Саша присел на изгородь и задумался. Как просто было бы поговорить сейчас с Наташей. И все бы стало на место. Временами ему казалось, что никакой размолвки не было и что все это он придумал сам. Но тогда не стоял бы он сейчас один под огромным звездным небом…
Вдруг легкий шорох послышался на дороге. Саша поднял голову.
— Люся? — удивился он.
— А-а, ты, Саша. Я даже испугалась. Вижу, стоит кто-то в темноте. — Она подошла ближе. — Правда, хорошо на улице? А в избе душно. Я девчонок звала…
Саша вздохнул,
— А почему ты такой печальный? Неужели из-за того, что краевская бригада нас обогнала? Он ведь самых сильных собрал. И потом… Даже лучше. Главное, что все хорошо работали.
— Нет, не потому.
— Из-за Наташи?
Он смутился.
— Да, из-за нее.
— И зачем вы ссоритесь?
— А мы и не ссорились как. будто…
И он рассказал ей обо всем, что было в ту субботу и после, кончая разговором с Наташей в день отъезда.
— Вот ведь как все получилось.
Откуда-то издалека, должно быть, с другого конца деревни, послышалась песня. Сначала тихо, потом все громче, уверенней, она будто плыла над уснувшей землей.
— Слышишь? — тихо шепнула Люся. — Наши поют.
— Надоел я, наверное, своими рассказами?
— Нет-нет! Если б надоел, я давно бы ушла.
Больше они не говорили ни слова. И сидели не двигаясь, слушая песню. И смотрели в темноту. И ему хотелось, чтобы так было долго-долго.
Хорошо, конечно, когда все трудятся на совесть. А все-таки обидно Саше, что его бригада позади краевской. Сегодня только начали работать, а ребята Краева опять уже вырвались вперед. Особенно Попов с Джепаридзе. Глядя па них, и остальные подтягиваются, даже девчата из бригады Валерия. Но вот Краев оглядывает поле и кричит:
— Эй, Степанов! Саша оборачивается.
— На вот, держи! — Колька выхватывает из кармана кусок веревки и протягивает конец Саше. Все хохочут.
Саша схватил ведро и чуть не бегом понес его к картофельной куче. На нем уже рубаха взмокла. Но разве угонишься за Джепаридзе. Они с Поповым словно летят по борозде. Только почему так медленно наполняется У них ведро? Картошки, что ли, там нет? Саша присмотрелся внимательней. Похоже, они просто идут по борозде, переворачивая землю лопатой.
Он подошел к Джепаридзе и, ни слова не говоря, копнул землю — из-под лопаты вывернулась картошка. Копнул в другом месте — то же самое.
— Вы что, все время так работаете? — подступил он к Джепаридзе.
— А ты что за контроль? Проваливай к своей «краснознаменной». У нас пока свой бригадир.
— Вот и покажем бригадиру. Крае-е-ев!
— Что там такое?
— Иди-ка сюда. Краев нехотя подошел:
— Ну, чего?
— Копни-ка здесь.
Колька недоуменно пожал плечами, но, взяв лопату, вонзил ее в землю. Показалось несколько крупных картофелин.
— Еще копай!
Но Краев уже и сам принялся с ожесточением рыть пройденную борозду. Наконец, бросив лопату, подошел к Джепаридзе.
— Что же вы? Бригаду позорить?!
— Брось, Колька! Из-за такой дряни… — Джепаридзе презрительно поджал губы. — Ай-вай-вай! У нас в Грузии…
— Хватит мне про свою Грузию! — обозлился Краев. — У нас в России вот что за это делают! — И он ударил Джепаридзе кулаком в грудь.
Тот качнулся, но устоял и с криком бросился на Краева, стараясь достать его своими кулаками. Саша схватил Джепаридзе за руки.
— Успокойся!..
— А какое он имеет право драться? В Грузин такое…
— Ладно-ладно! Лодырей везде учат. А если будешь и дальше так «работать», пеняй на себя! Понял?
Джепаридзе молчал.
Саша повернулся к Попову:
— Ну, а ты что воды в рот набрал?
— А чего я… У меня лопата, — растерялся тот. — Мое дело копать…
— Вон из моей бригады! — не мог успокоиться Краев.
— А кому они такие нужны? — возмутилась Светлана.
— Да уж, Краев, — вступился Фарид, — сам свою бригаду воспитывай, потому что, во-первых, ты сам ее набирал, во-вторых, она у тебя сейчас передовая…
В это время подошел Петр Ильич:
— Что случилось? Драка?
— Да нет, — сказал Саша. — Уточняем кое-какие разногласия.
— Воспитательная работа в бригаде Краева, — усмехнулся Валерий.
— А хоть бы и так! — вспыхнул Колька. — И нечего тут глазеть! А вы… герои, шпарьте к началу борозды! И чтобы всю ее пройти заново. Только не вздумайте халтурить.
Ребята расходились по местам. Сашу задержал Петр Ильич:
— Я давно собираюсь поговорить об одном деле. Понимаешь, скоро у меня защита…
— Придем, Петр Ильич. Непременно придем послушать.
— Но дело не в этом. Видишь ли… Отец твой прислал на мою диссертацию отзыв. Да, в общем, все в нем правильно, за исключением… Андрей Иванович не представляет обстановки на факультете. А надо сказать, обстановка сложная. Бенецианову, например, хотелось бы досадить Воронову, ну, хотя бы тем, чтобы провалить меня на защите. А отзыв Андрея Ивановича составлен в таких выражениях, что Бенецианов да и некоторые другие сразу же ухватятся…
— Он что же, отрицательный?
— Да нет, нельзя сказать, чтобы отрицательный. Но есть в нем такие выражения… Например, он пишет, что я обобщил, что ли, данные работ геологов Урбекской экспедиции. У нас же к этому непременно придерутся. Так вот, я просил бы, чтобы ты написал Андрею Ивановичу. Опиши ему всю обстановку…
— Я не могу, Петр Ильич.
— Почему?
— Мне трудно разобраться во всем, что вы говорите, но думаю… Отец не мог ошибиться… Вы сами напишите ему.
— Неудобно как-то.
— Пусть тогда напишет Юрий Дмитриевич.
— Нет, Саша, это все не то! Право, такой пустяк…
— Нет, Петр Ильич, для меня это не пустяк.
— Ну, что ж, извини. — Петр Ильич нахмурился и быстрыми шагами отошел в сторону.
В субботу утром Саша был разбужен криком хозяйкиной внучки Настюшки. Та вбежала как угорелая в избу и еще с порога заголосила:
— Баба! Баба!! Там, у нашей бани — кресты! Видимо-невидимо!
— Какие кресты? — не поняла хозяйка, возившаяся у печки.
— Самые настоящие, с кладбища. Целая куча!
Хозяйка бросила ухват и вышла на крыльцо.
Саша, усмехнувшись, повернулся на другой бок. Он знал, в чем дело. Накануне вечером ребята — в избе их жило пятеро — попросили хозяйку истопить в субботу баню. Но хозяйка заявила, что ей топить нечем, нет дров. Тогда ребята решили достать их. Однако леса поблизости не было, а вдоль речки рос лишь редкий чахлый кустарник. И вот кому-то из ребят, не то Войцеховскому, не то Птичкину, пришла такая мысль: притащить с кладбища старые кресты. Они давно покосились, а некоторые совсем упали, и уж, конечно, никому не было до них дела.
— Нет, ребята, — сказал Саша, — не стоит нам трогать кладбище. Не понравится это местным жителям.
— Не понравится? — удивился Войцеховский. — А когда церкви закрывали, думаешь, тоже всем нравилось?
— Церкви — другое дело. А кресты — на могилах…
— По-моему, все это просто пережиток, — вмешался Женя Птичкпн. — Да и кладбище, видать, заброшенное.
— Конечно, — поддержал его Славин. — Только вот неудобно тащить кресты по улице. Засмеют.
— А мы ночью, когда стемнеет! — предложил Войцеховский.
На том и порешили. Теперь Саша лежал и прислушивался. Обрадуется ли старуха, когда увидит, каких дров ей принесли постояльцы. Тут не то что на баню, — на все пять хватит.
Хозяйка влетела в избу так, будто за ней гнались собаки.
— Ой, батюшки! — причитала она. — Что ж это, Настюшка? Беги к соседям! Нет, стой, смотри за печкой! Я сама побегу.
Ребята проснулись.
— Куда вы? — вскочил Войцеховский. — Что случилось?
— Ой, батюшки! Вставайте! Напасть-то какая: крестов полон двор!
— Да мы это принесли. Баню топить.
Хозяйка с минуту молчала, потом, поняв наконец смысл сказанного, разразилась такой бранью, что верзила Войцеховский попятился к двери.
— Вы?! Антихристы! Чтобы руки у вас поотсыхали! Богохульники! Ишь ведь, что надумали — кресты с могил сбивать! Ну, это вам так не пройдет! Я в сельсовет пойду. — И, поправив на голове платок, она вышла, сердито хлопнув дверью.