Шаги все ближе, ближе…
— Люся!
— Саша… — она шагнула к нему.
— Ты не в клубе?
— Собиралась пойти, да вот…
— А я оттуда. Смотрю, все наши танцуют, а тебя не видно. Я и пошел… — Он запнулся. А Люсе вдруг стало трудно дышать. И уж, конечно, трудно говорить. И еще труднее молчать.
— Я думала, что после того собрания…
— На том собрании… В общем, неправ я был. И после тоже…
— Не стоит говорить об этом! Я ведь тоже была не совсем права. Но и ты должен был сказать хотя бы Петру Ильичу.
— Вот ему-то как раз я ничего и не мог сказать.
— Почему?
— Потому, что перед этим он просил оказать ему одну услугу, и я не согласился.
— Какую? Или это секрет?
— Нет, почему же…
И Саша рассказал о своем разговоре с Петром Ильичей.
— Ну, разве мог я после этого перед ним оправдываться? Тем более, что действительно был виноват. Верно вы с Иваном сказали… — Саша нахмурился.
Люся тронула его за рукав:
— Забудем об этом. Хорошо?
Саша кивнул.
— Пойдем лучше побродим…
С минуту они шли молча, прислушиваясь к доносившейся издали музыке, и время от времени украдкой поглядывали друга на друга. Люся попросила:
— Рассказал бы хоть что-нибудь.
— Страшное или смешное?
— Нет, что-нибудь о своей работе в Урбеке.
— Ну, хорошо, — сказал он после некоторого раздумья. — Расскажу тебе один случай. Послали меня раз на буровую. А буровая в тайге, километрах в двадцати от базы. Рабочих там уже не было. Но оборудование еще не вывезли. И керн был недоописан. Обычно летал туда вертолет. А тут его, как на зло, где-то задержали. Одним словом, пришлось идти пешком. Вдвоем — я и паренек, рабочий Мишка Глухов. Дороги никакой, конечно, шли по компасу, а кругом завалы, болота. Ноги вязнут чуть не по колено. Устали как черти. Двадцать километров по тайге — дело нешуточное! Не заметили, как и завечерело. Погода в тот день была пасмурная, так что стемнело быстро. Идти стало еще труднее. А мошкара в тот вечер — просто с ума сводила! Мишка не переставал дымить папиросой, но все без толку. Начал он отставать. Пошел и я потише. А когда нам осталось до буровой, по моим расчетам, километра полтора, наткнулись на болото. Черное такое, будто нефтью полито. Что делать? Свернул я в сторону, потом в другую. Кругом трясина. Как ни обидно поворачивать обратно, пришлось. Но не тут-то было! Не прошли и сотни шагов, снова — болото. Проверил по компасу направление — вроде все верно. А сколько ни стараемся нащупать твердую землю — ничего не получается. Куда ни ткнемся, везде болото. Как на остров забрались, — видно, прошли на него по узкому перешейку, а теперь в темноте попробуй отыщи его! Вдруг Мишка тянет меня за рукав и говорит почему-то шепотом: «Смотри!» Я посмотрел, и глазам своим не верю. Совсем неподалеку от нас, в той, примерно, стороне, откуда пришли, — огонек. Откуда он? Никакого жилья там быть не могло. На костер не похоже. А огонек горит! И ровно так, словно кто свечку зажег под деревьями. Обычно огонь в тайге радует. А здесь… Что-то не по себе нам стало. Мишка схватил меня за руку и шепчет: «Пропали мы, Сашка». «Почему, — говорю, — пропали?» А у самого мурашки по спине. «Огонь-то, — говорит, — прямо из-под земли»… «Ну и что ж, — отвечаю, — что из-под земли?» А самого уже холодный пот обливает. И тут вдруг что-то ка-а-ак чмокнет! Мишка присел от страха: «Неч-чистая сила!» И бегом к дереву. А прямо у него под ногами снова — ка-ак чмокнет! Он мигом на лиственницу — привык на деревьях от зверя прятаться. Лезет, аж сучья трещат! Пустился и я за ним. Но только вытащил ногу из трясины, снова: чмок! Вот оно что — болотный газ чмокает. А мы-то, дурачье! «Мишка! — зову. — Прыгай обратно! Пошли на огонь!» А тот и голос не подает. Пришлось его за ноги стаскивать. «А ты, — говорит, — не того?» — «Кой черт, — говорю, — того! Это болотный газ горит. Сам и поджег его. Сколько раз тебе говорил, не бросай в лесу окурков! Ну да теперь он нас из болота выведет». Через час добрались до буровой. Там избушка была. Выкурили мы из нее мошкару и такого храпака задали, что только держись!
…Они снова подошли к реке и остановились на мосту.
— Давай послушаем, как шумит река, — сказала Люся. Она оперлась на перила и склонилась над водой. Саша встал поодаль.
Меж тем мрак ночи поредел. Всходила луна. Она только еще показалась над дальним холмом и потому была красная, как пламя пожара.
Саша молчал. Все вокруг было слишком необычно и сказочно. Черная вода в реке. Черные кусты по берегам… Черный настил моста под ногами. И над всем этим багровое зарево луны.
Он перевел глаза на Люсю. Тьма еще скрадывала черты ее лица, делая их еще тоньше, нежнее, а волосы уже пылали в свете луны, и оттого что-то необычное виделось Саше в ее огромных, широко расставленных глазах, узком овале лица и тонкой шее.
— О чем ты думаешь, Саша? — спросила Люся.
— О чем я думаю?.. Мне, знаешь, всегда казалось, что когда-нибудь я встречу девушку, такую гордую, красивую, необыкновенную. Каких нет на земле. Я мечтаю об этом давно. А вот сейчас…
— А сейчас?..
— Сейчас я думаю, что это может быть не просто мечтой…
Председатель сдержал свое слово. За три дня до срока, вечером, когда студенты одиннадцатой группы докапывали последние борозды отведенного им участка, он приехал в поле и объявил, что правление выносит им благодарность и отпускает всех домой.
— Только вот какая загвоздка получилась, — кашлянул он в кулак, — машины у меня в расходе. Так что завтра погуляйте у нас, а послезавтра мы вас отправим, так сказать, с честью…
— Ну вот еще! — разочарованно зашумели ребята. Славин крикнул:
— Зачем нам тут гулять! Сколько километров до города? Восемнадцать? Так мы пешком дойдем.
Но его перебил Войцеховский:
— Ты что, Костька? Пешком? Ноги ломать?..
— А кому ног жалко, пусть ждет машины! — сказал Саша.
Через два часа шумная ватага ребят с рюкзаками за спиной уже толпилась у околицы. Ждали девушек, которые почему-то задерживались.
— Вечно с ними так! — ворчал Колька. — Пошли, ребята!
— Ни в коем случае, — сказал Иван. — Что, их одних оставлять, на ночь глядя?
Но вот показались и девчата. Впереди всех по-мужски шагала Света Горюнова. За ней, сгибаясь под тяжестью рюкзаков, спешили остальные.
— И чего столько понаклали? — покачал головой Саша. Когда же девушки подошли ближе, он шагнул к Люсе и взял за лямку ее рюкзак:
— А ну-ка, сними! Хочу прикинуть, сколько весит.
Люся неловко сбросила рюкзак под ноги Саше.
— Ничего себе! Как раз для такого маршрута! — рассмеялся он, забрасывая ношу себе за спину.
— А это зачем? — спросила Люся.
— Ничего, я к рюкзакам привычен.
— Так и мне надо привыкать.
— Конечно! Вот и возьми на первый случай. — Он протянул ей свой почти пустой рюкзак. — Этот будет, как раз.
Люся смущенно оглянулась по сторонам.
Но рюкзаки снимали уже со всех девчат. И только Света Горюнова насмешливо повела плечами, отводя руку Войцеховского:
— Ну-ну! Я еще и тебя донесу в придачу…
И вот потянулась под ногами проселочная дорога. И нет ей конца. Восемнадцать километров не пустяк. К концу пути все устали, растянулись на добрые полверсты. Зато с какой радостью увидели вдали огни города. Весь горизонт будто мерцал, объятый бледным заревом.
— Какой он красивый, наш город! — воскликнул кто-то из девушек.
— Теперь дома! — сказал Иван, и всем показалось, что город в самом деле рядом. Однако пришлось еще шагать и шагать, прежде чем сплошное море огней рассыпалось в стайки, обозначились улицы, и наконец застучала под ногами мостовая.
Все подтянулись. Послышался смех, веселый говор.
Но кто-то уже свернул на свою улицу. Потом еще. И еще. И вот уже их осталось только пятеро. Потом — трое. И наконец двое: он и она.