— Ну, а теперь? Тоже наплюем на судьбу студента?
— Нет, Юрий. Только я сам все проверю… А ты, оказывается, дипломат!.. — Стенин рассмеялся и хлопнул Воронова по плечу. — Эка ведь откуда зашел!
— Да, не грех и вспомнить иногда студенческие годы. Чтобы не стать толстокожим.
— Это верно. Только и за молодежью нужен глаз. Хотя бы в этой вот истории… Проморгали комсомольцы. Впрочем, секретарь у них неудачный…
— Герасимов?
— Да… Пора бы уже переизбрать его. И кандидатура есть подходящая — Бардин.
— Аспирант Бардин?!
— А что?
— Стоит ли отвлекать его от научной работы? Светлая голова.
— Тут и нужна светлая голова. А научной работе это не помешает. Поможем!
— Ну, смотри… С математикой ему много придется повозиться. Кстати, как с Цоем? Решили что-нибудь?
— Говорил я с проректором. Они рассмотрели стенограммы его лекций, — видимо, дадут нам другого преподавателя. Да, вот что я забыл сказать. Еще одна неприятность на факультете. И тоже на первом курсе…
— Что такое?
— Как раз Бардин и сообщил об этом. Понимаешь, группа молодых людей, среди которых оказались и наши студенты, образовали нечто вроде притона.
— Это уж черт знает на что похоже!
— Да, гнусная история… Тем более, что своим жертвам они грозят расправой.
— Надо немедленно принять меры. И самые решительные!
— Так и я думаю.
Лишь выйдя из кабинета Воронова, Петр Ильич понял, что его попросту выставили. Да, именно выставили! Но почему? Не из-за Краева же. Стал бы Юрий Дмитриевич беспокоиться о каком-то беспутном студенте! Нет, здесь другое. Не иначе как Степанов ему что-то наплел. Не об отзыве ли?..
Петру Ильичу стало жарко.
Отзыв Андрея Ивановича не давал ему ни минуты покоя. Можно было бы так легко уладить все через Сашу. Но тот уперся… Что же теперь придумать? На защиту Воронова нечего и рассчитывать. Разве эта «электронная машина» войдет в положение! А другие…
Петр Ильич подошел к витрине, где висела факультетская стенгазета. Его внимание привлекла большая карикатура в красках. На рисунке был изображен не то робот, не то человек с лицом, удивительно похожим на лицо комсорга факультета Герасимова, и с длинной подзорной трубой, направленной в окно, за которым виднелись поля с работающими ребятами. Одной рукой робот, как цирковой эквилибрист, удерживал подзорную трубу и телефонную трубку, а другой, сжатой в кулак, бил по столу. Подпись под карикатурой гласила: «Величайшее достижение науки и техники: новый метод комсомольского руководства — на расстоянии».
— Ну как, нравится?
Петр Ильич обернулся. Позади него стояла Софья Львовна.
— Как вам сказать? В общем похоже…
— Я не об этом. А тема?..
— Что тема?
— Ведь если так и дальше пойдет: сегодня комсомольского секретаря нарисуют, завтра преподавателя, а там и декана. Как же тогда работать со студентами? Главное здесь — авторитет преподавателя, я так понимаю. А если будут его подрывать…
— Но ведь Герасимов — студент…
— Лиха беда начало! Герасимов не просто студент, а прежде — секретарь комсомольского бюро.
— Но он и в самом деле за все время сельхозработ не выезжал из города.
— Я не оправдываю Герасимова. Ни в коем случае! Пусть бы ему указали, дали там выговор, что ли. Но выставлять на всеобщее посмешище! А ведь стоит только начать. Сегодня Герасимов, завтра Ларин…
Петр Ильич сразу вспомнил историю с крестами и невольно поежился:
— Да, в какой-то мере вы, пожалуй, правы.
— Еще бы! Представьте-ка себя на этой витрине. Особенно перед защитой…
Петр Ильич насторожился. В последних словах Строгановой чувствовался подвох.
— При чем тут моя защита?
— Наивный вопрос! Будто не знаете, что и члены Совета— люди…. А кстати, как вы уладили с отзывом?
— Каким отзывом? — Петр Ильич сделал вид, что не понял Софью Львовну. «Даже до нее дошло! — подумал он. — Но откуда? Не иначе, Нина Павловна разболтала».
— Каким?.. Ну этим… из экспедиции, — продолжала Софья Львовна. — Вот люди! Им помогают, за них работают. А они…
Петр Ильич с удивлением взглянул на свою собеседницу. В словах Софьи Львовны послышалось что-то вроде сочувствия.
— Даже не знаю, как с ним быть, — чистосердечно признался он, — Юрий Дмитриевич заставляет все переделывать. А работа уже у рецензентов. Сами понимаете…
— Наплюйте-ка вы на этот отзыв! — неожиданно выпалила Софья Львовна.
— Вы шутите?
— Ничуть.
— А что будет на защите? Ваш Бенецианов первым обрушится.
— Не думаю.
— То есть как… не думаете?
— Я знаю, что Модест Петрович о вашей работе хорошего мнения. Да и о вас лично… Это кое-что значит. Во всяком случае побольше, чем отзыв какого-то полевика…
— Отзыв подписан Степановым, известным геологом Сибири.
— Для Модеста Петровича это не величина. И потом — что вы так волнуетесь? Ну, переживете несколько неприятных минут. Результат все равно будет положительным. Зато узнаете, кто ваши друзья, кто — враги. Уверяю вас, — тоже не лишнее при той обстановке, в какой мы сейчас вынуждены работать. — Софья Львовна кивнула совершенно сбитому с толку Петру Ильичу и величаво поплыла по коридору, постукивая каблучками.
Ларин проводил ее долгим взглядом: «Гм, наплевать… А что, если, в самом деле, наплевать?» — Он взглянул на карикатуру, и вдруг ему показалось, что робот похож не только на Герасимова, но и на декана факультета.
«С какой же стати быть ему хорошего мнения обо мне? Однако не будет врать его доцент». — И Петр Ильич бодро зашатал по коридору.
Андрей остановился у двери с табличкой «Заведующий кафедрой минералогии и полезных ископаемых» н провел языком по пересохшим губам. Давно уже не волновался он так, как сейчас, накануне разговора с Вороновым. Ведь это было последнее, что еще стояло на пути к новой теме. Своей идеей он увлек уже почти всех сотрудников кафедры. Сам шеф, профессор Греков, больше всех отговаривавший от «рискованной затеи», согласился наконец с доводами Андрея и даже освободил для него часть своего кабинета. Вчера он начал монтировать там установку. А сегодня…
Сегодня им снова завладели сомнения. Что, если все это — фантазия, и установка, которую он задумал, не даст желаемого результата? Что, если задача, поставленная им, вообще не разрешима? На все эти вопросы мог ответить только Воронов. Андрей решительно постучал и раскрыл дверь. В кабинете-лаборатории было шумно. Почти все помощники Воронова собрались вокруг него, горячо обсуждая, по-видимому, что-то важное.
«Не вовремя зашел», — подумал Андрей. Но возвращаться было поздно. Поздоровавшись, он подошел к Воронову.
— Я к вам, Юрий Дмитриевич…
— Пожалуйста. Чем могу быть полезен?
— Я аспирант Леонида Ивановича Грекова… — начал Андрей.
Воронов улыбнулся:
— Андрей Семенович?..
— Да… — Андрей с удивлением взглянул в смеющиеся глаза: «Откуда он знает мое имя?..»
— Приятно с вами познакомиться, Андрей Семенович, — продолжал Воронов, протягивая руку. — Присаживайтесь.
— Но вы, должно быть, заняты?
— Не больше, чем всегда.
— Мне хотелось бы, Юрий Дмитриевич, посоветоваться с вами… об одной идее, — начал Андрей, волнуясь.
— Что же, давайте, выкладывайте.
— Я занимаюсь, как, может быть, вы слышали, осадочными породами. И мне всегда казалось, что при существующей методике исследования пород многое до сих пор остается невыясненным. В частности, мы еще мало знаем о том, в каких условиях формировались породы, что определяло их структуру, концентрацию тех или иных компонентов, форму нахождения различных минеральных образований и многое другое. А между тем, процессы накопления осадков и превращения их в породу не могут не оставить каких-то следов, каких-то не известных нам пока иероглифов.
— Это безусловно, — согласился Воронов. — Но в чем они, по-вашему, могут быть выражены, эти иероглифы?