— А ты никогда не думал, что было бы, если бы все люди стали такими вот добрыми, готовыми к самопожертвованию даже без всякой «великой цели»?
— Но это же утопия! Все люди никогда не станут одинаковыми. И самопожертвование героев-одиночек никому ничего не даст.
— А помнишь, как Саша спас тебе жизнь? Наташа мне об этом рассказала. И я не думаю, чтобы в тот момент, когда течение несло тебя на скалы, а он бросился к тебе на помощь, в груди твоей клокотало такое же негодование бессмысленным самопожертвованием.
— Ну, это совсем другое дело…
— Почему другое? И я хочу спросить тебя, что ты чувствовал, когда увидел, как гибнет человек, спасший тебе жизнь? Хотя, уж извини меня за резкость, едва ли ты заслужил тогда такое самопожертвование.
Валерий вздрогнул. Перед глазами его возник мутный грохочущий поток, отвесные стены ущелья и неподвижное тело Саши…
— Я не забуду этого никогда, — сказал он сдавленным голосом.
— Этого и нельзя забыть. И согласись — ведь ты стал лучше? Ты не мог не стать лучше после этого!
— Возможно, ты права…
— Конечно… А теперь о твоих отношениях с группой. Ну, почему ты все время говоришь: «я и они», «они и я»? Вот сейчас со мной ты говоришь просто. А как выступал сегодня на собрании? Тут и «глубокая озабоченность», и «весьма серьезные опасения», и «резонанс в масштабе университета». Прости, Валерий, но ты был просто смешон…
— Это правда? — спросил он упавшим голосом.
— Да, правда. Разве ты не видишь, что любое твое выступление вызывает у всех только улыбку? А твоя манера язвить по любому поводу! Я не собираюсь идеализировать наших ребят. И все же нельзя постоянно становиться в позу судьи-обличителя. Проще всего сказать: это плохо. Взять хотя бы сегодняшнее собрание. Ведь не случайно зашел разговор о дружбе. Ребята чувствуют, что не все в группе хорошо. Но как это изменить — не знают. А ты увидел только мольбу о помощи.
— Да-а, — вздохнул Валерий. — Не стоило, кажется, начинать этот разговор.
— Почему же?
— Наговорил я тебе… Все, что накипело, выложил. А ты…
— Честно говоря, я думала о тебе хуже. И рада, что мы поговорили так вот, обо всем откровенно.
— Рада? Ты не шутишь?.. Так я завтра, назло всем, организую этот семинар. Для всех, кто захочет.
— Но почему опять назло?
— Ну, пусть не назло. Но я покажу им, как надо работать в университете по-настоящему!
— Что ж, попробуй.
— И этот Бардин увидит…
— Слушай, Валерий, неужели нет человека, которого бы ты по-настоящему уважал, который был бы для тебя, если не идеалом, то во всяком случае…
— Почему «во всяком случае»? Есть у меня идеал!
— Кто же он?
— Воронов, вот кто.
— Юрий Дмитриевич?!
— А что? Ты, кажется, удивлена?
— Конечно. Ведь Юрий Дмитриевич — это…
— Это титан! Да-да, это борец, который крушит на своем пути все.
— Но ведь он тоже защищал Краева и добился восстановления его на факультете.
— Навязали человеку, вот и пришлось возиться, — упрямо возразил Валерий.
— И в этом ты не прав. Но мы, кажется, пришли. Спасибо, как говорят, за компанию и включай меня в свой семинар. До свидания, — она протянула руку. — До завтра.
19. ПОЧЕМУ НЕТ ГОР НА МАРСЕ
В Большой геологической аудитории не протолкнуться: началась отчетная научная конференция геофака. По традиции она ежегодно открывается в конце первого семестра, в декабре, и неизменно вызывает большой интерес у студентов всех курсов. Но сегодня народу особенно много. Дело в том, что в университет приехал выпускник факультета доцент Грюнталь — он разработал новую геологическую теорию и сегодня должен выступить с нею перед учеными факультета.
Вот почему студенты еще задолго до начала заполнили аудиторию, и Саша, пришедший к самому открытию, еле протиснулся сквозь густую толпу у двери. Впрочем, ему повезло. Не успел он оглядеться по сторонам, как его позвал Володя Свиридов, бессменный староста минералогического кружка:
— Степанов, иди сюда! А ну-ка, ребята, подсократимся! Первый курс идет. Наша смена!
Саша присел на кончик стула. Но Володя, ухватив его за плечи, придвинул поближе:
— Садись крепче, чего там! В тесноте да не в обиде!.
За председательским столом появился профессор Бенецианов. Шум в аудитории начал стихать. Модест Петрович вынул очки, неторопливо надел их. Потом, раскрыв папку с бумагами, постучал карандашом по графину:
— Итак, итоговую научную ко-о-онференцию профессорско-преподавательского состава геологического факультета считаю о-открытой. Слово для первого доклада предоставляется Ивану Яковлевичу Чепкову. Ему, как вы знаете, скоро предстоит защищать докторскую диссертацию, и потому нам будет о-особенно интересно послушать сообщение о новых данных в стратиграфии каменноугольной системы, что, собственно, и является темой его многолетней плодотворной работы. В этой ра-а-аботе…
— Надолго затянул, — зашептал Володя. — Уже четвертый год хожу на эти конференции и каждый раз первое слово — Чепкову. А с какой стати?..
— Подожди, послушаем, — сказал Саша, стараясь отыскать глазами заведующего кафедрой региональной геологии.
— Чего послушаем! Говорю, он с этими «новыми данными» который год носится.
Между тем Чепков поднялся на кафедру и, многозначительно кашлянув, раскрыл тезисы доклада. В аудитории снова стало шумно. Чепков терпеливо ждал. Длинный, тощий, с узкими, почти детскими плечами, он словно переломился над кафедрой. Издали его можно принять за сильно вытянувшегося подростка, если бы не редкие седые волосы, гладко зачесанные назад, и дряблое морщинистое лицо, напоминавшее вынутую из компота грушу. Было совершенно непонятно, почему его так боятся на факультете.
Но вот Чепков заговорил, и Саша невольно заслушался. Голос у Ивана Яковлевича густой, сочный. Говорил он короткими точными фразами и так ярко и образно излагал суть работы, что Саша с упреком взглянул на Володю. Но тот только рукой махнул.
Саша снова обернулся к докладчику. Было просто удивительно, как этот невзрачный человек так красиво владеет голосом и речью. Казалось, его можно слушать без конца.
«Нет, что-то тут Володя темнит», — подумал Саша. Но вся аудитория оставалась поразительно безучастной к докладу. Большинство студентов тихо переговаривались между собой, другие читали журналы. Преподаватели также сидели со скучающими лицами.
После доклада Чепкова ни о чем не спрашивали, никто с ним не спорил. А выступившие Бенецианов, Строганова и Кравец ограничились лишь общими словами.
— Ну как? — спросил Володя Сашу.
— Да в общем неплохо. Все ясно, понятно…
— А что же ты, собственно, понял? — усмехнулся Володя.
— Ну, взять хотя бы этот спор о границах ярусов. Он убедительно показал, что границу надо поднять…
— На. двенадцать метров?
— Да.
— Вот об этих двенадцати метрах он и твердит без малого двенадцать лет. И каждый раз преподносит это как «новейшие данные по стратиграфии каменноугольной системы». А что изменится, если граница эта будет выше или ниже? Кому и что это даст?
— Мне и тебе — ничего, а Чепкову — докторскую степень, — вмешался в разговор сосед Свиридова.
— Да постойте вы! — попросил Саша. Он увидел, что на кафедру поднимается Воронов.
— Я не собираюсь делать большого доклада, — начал тот негромко. — Но мне хотелось бы поделиться некоторыми обнадеживающими результатами, которые были получены у нас на кафедре в ходе работы над проблемой изотопов.
— Это другое дело, — шепнул Свиридов.
— Незачем говорить, насколько важно для всех естествоиспытателей, в том числе и для нас, геологов, — продолжал Воронов, — определение изотопического состава элементов, входящих в решетку минералов и других химических соединений. Всем, надо полагать, также известно, какие трудности стояли до сих пор на пути решения этой задачи. Результаты наших работ позволяют надеяться, однако, что определение изотопического состава элементов можно успешно вести методом электронного парамагнитного резонанса…