Слушали Аню внимательно: все, о чем она говорила, было близко каждому, кто побывал хоть на одной геологической практике, да и сама Аня, должно быть, пользовалась уважением.
После Ани слово взял Всеволод Луговой.
По аудитории пронесся сдержанный шорох. Люся с интересом взглянула на «факультетского Печорина».
— Давайте поставим вопрос: для чего человек рождается? — начал Луговой, не повышая голоса. В аудитории сразу стало тихо. — Для чего он вообще живет на земле? Если послушать Григорьеву или Свиридова, можно подумать, что человек рождается только для того, чтобы работать, или, как говорит Свиридов, «трудиться». Но ведь работа ли, труд ли в конечном счете преследуют одну цель — удовлетворять потребности человека, доставлять ему лищу, одежду, жилье, условия для отдыха, развлечений и тому подобное. Едва ли кто будет с этим спорить.
А теперь вообразите на минуту, что все это валится с неба. Нужно ли тогда работать? Нет, это было бы бессмысленно. Свиридов, я вижу, что-то там горячится. Видимо, хочет сказать, что творческого труда это не касается. Возьмем конкретный пример. Представьте себе человека, который творчески, вдохновенно трудится над выведением какого-то особого сорта пшеницы. ИI что же вы думаете, он будет все так же вдохновенно трудиться, если ему на голову начнут падать готовые булки? Представьте себя на его месте. Представили?
Теперь пойдем дальше. Я начал с довольно абсурдного, на первый взгляд, допущения. Но так ли уж оно абсурдно? Свиридов тут наголову разбил Ларина. Во всяком случае, сам он в этом не сомневается. А я вот сомневаюсь. В чем же, по мнению Свиридова, не прав Ларин? В том, что рано или поздно придет время, когда все или почти все будут производить машины. А как же иначе? Разве человек создает машины только потому, что ему интересно этим заниматься? Чепуха! Машины создаются для того, чтобы они работали на людей, за людей. И придет время, когда они обеспечат человека всем необходимым.
Значит, все-таки прав Ларин: не работа будет главным в жизни человека. Правда, это не совсем отвечает принятым понятиям. Но что поделаешь. Логика иной раз бывает сильнее фраз…
Ну, а раз так, то что же будет в жизни главным? Мы снова должны вернуться к вопросу: для чего человек живет на земле? Для того, чтобы мучиться, надрываться, подавлять в себе всей всякие желания? Это же абсурд! Есть, правда, один казуистический тезис, оправдывающий этот абсурд, тезис о том, что человек живет «для счастья грядущих поколений». Но сейчас мы и говорим об этих грядущих поколениях. В чем же будет заключаться смысл их жизни? Ответ на этот вопрос, очевидно, может быть только один — человек будет жить на земле только для того, чтобы наслаждаться жизнью. Да-да, — возвысил голос Луговой, стараясь перекрыть нарастающий гул голосов, — и если каждый из вас на минуту отрешится от некоторых предвзятых понятий и заглянет в самые сокровенные тайники души, то ясно отдаст себе отчет, что все, что бы он ни делал, он делает для того, чтобы сейчас или когда-то в будущем получить от жизни как можно больше радостей. Да и все человечество нашей планеты живет, трудится, борется только для того, чтобы завоевать в конечном счете такое будущее, где были бы только удовольствия и радости…
Однако вся предшествующая история учила человека работать, переносить лишения, учила подавлять в себе самые естественные желания. Умению же наслаждаться жизнью человек не учился никогда.
Так было в прошлом, так осталось и в наши дни. А в будущем? В будущем, когда лишения и необходимость трудиться останутся позади, главной заботой человека будет изыскание как можно больших источников радости, источников новых удовольствий в жизни. Всякая иная трактовка этого вопроса бессмысленна.
Луговой сошел с кафедры. Аудитория гудела от возбужденных голосов. Желающих ответить Луговому пока не находилось. Андрей обвел глазами ряды студентов:
— Что же, закончим на этом?
С места поднялся Костя Славин:
— Можно мне?.. Большое это дело — выступать с апломбом. Я сам поймал себя на том, что Луговой высказывает незаурядные мысли. Но надо все-таки разобраться…
Луговой всячески доказывал, что человек живет для того, чтобы сделать жизнь радостной, чтобы одни удовольствия были в жизни. Но разве кто-нибудь и когда-нибудь смотрел на это иначе? Разве кто-нибудь, за исключением сумасшедших, станет говорить, что человек хочет страданий и несчастий? И незачем заглядывать в сокровенные тайники души и отбрасывать какие-то понятия. Вопрос в другом — что понимать под радостью и что считать наслаждением. Вот тут придется, наверное, кое-кому заглянуть в «тайники души»… Сейчас мы этого делать не станем, — усмехнулся Костя. — Обойдемся пока так. Я вот вспомнил одну фантастическую повесть. В ней автор изобразил обстановку, почти такую, какую нарисовал Луговой… Живут люди на планете, где всего вдоволь и климат такой, что не надо ни жилищ, ни одежды. Им даже говорить не нужно: они сразу мысли друг у друга читают. Музыка у них прямо в голове рождается, лечат друг друга одним взглядом. Одним словом, только и осталось всякие радости и удовольствия изобретать. А им ничего не хочется — ни радостей, ни удовольствий. А когда случилось с их планетой какое-то несчастье, они встали на колени и стали ждать своей гибели.
Но оставим в стороне фантастику. Разве у нас на земле, где-нибудь в Америке, нет таких людей, которым все блага, если не с неба, так по наследству достаются. Условия их жизни недалеки от тех, о каких мечтает Луговой. И что вы думаете, они научились радоваться жизни? Как бы не так! Их «наслаждения жизнью» мало чем отличаются от наслаждений папуасов времен Миклухо-Маклая. Дальше расшифровывать здесь просто неудобно…
Веселое оживление пронеслось по залу.
— Так что нет, пожалуй, большего несчастья для человека, чем безделье, — решительно заключил Костя. — Не радость это несет, а тоску. А радость в чем? Не знаю, как там будет у людей будущего, а для меня это все-таки работа. Любая! В лесу, в поле, всюду. Ну, а в будущем… Человек-то останется тем же. Только дури в голове будет поменьше да знаний и уменья побольше…
«Молодец Костя! — подумала Люся. — Интересно, кто из наших еще отважится?» — И увидела впереди знакомую вихрастую голову. Саша. Так вот он где! А Наташа здесь, с Колей. И не в первый раз уже они вместе. Все как-то перепуталось в последнее время…
Но, кажется, Саша собирается выступать. Да, вот Андрей кивнул ему.
Саша, немного волнуясь, начал:
— Я не хотел выступать сегодня. Славин только что хорошо сказал, да и другие тоже. Но тут вот Луговой все еще твердит, что главный его тезис остался в силе. Мол, придет время, когда людям делать нечего будет.
Я не стану повторять того, что говорили Костя и Володя. Конечно, труд будет главным источником радости. Но прав и Ларин: жизнь должна быть красивой, и человек должен быть красивым. Как можно представить себе будущее без этого! И тут мне хочется спросить Лугового: а эта красота, это совершенство, это всестороннее развитие человека, что оно, тоже с неба свалится? Или его машины выработают? Нет! Все это потребует труда, и труда нелегкого.
Ну, и о геологах. Слишком уж примитивно представляет себе Аня геолога будущего. Геолог будущего… Мне он рисуется по-другому. Представьте зал, уставленный приборами, экранами, объемными картами, светящимися табло. В центре зала, за пультом с видеотелефоном — геолог. Называться он будет, может быть, уж и не геолог, а скажем… Главный диспетчер внутренней службы планеты Земля, — название не так важно. Важно, что в кабинет его идут показания бесчисленных приборов, с помощью которых просматривается и прослушивается вся толща планеты. И все это отражается на экранах и светящихся прозрачных картах — где магма поднимается к поверхности Земли, где прогибаются геосинклинали, где идет образование складчатых сооружений, движутся по трещинам гидротермы, формируются пегматитовые жилы. Планета живет…