- Мы… не… улетим… без… Дэвида…
- Об этом уже позаботились, сэр, - заверил его Касо. Он сопровождал их в шаттл. - Вы должны срочно улететь отсюда…
Очевидно, к Шеридану уже вернулись его обычные решительность и хладнокровие, потому что, стоя уже на пороге шаттла, он вдруг обернулся и обратился к гвардейцу:
- Послушай, сынок. Мы вовсе не «должны» делать что-либо, если это «что-либо» встает поперек дороги чему-то действительно важному; а сейчас для нас самое важное, это вернуть нашего сына. - Хотя у Шеридана и дрожали руки, он потряс пальцем перед лицом Касо. - Если его нет на борту…
- Джон! - раздался взволнованный возглас Деленн, в котором, однако, одновременно звучало и облегчение. - Посмотри!
Дэвид валялся посреди шаттла, словно гигантский тюк с наспех упакованными пожитками. Деленн подбежала к нему, в жажде убедиться, все ли в порядке с сыном. И вздохнула с облегчением, увидев, что грудь юноши вздымается и опускается в удивительно спокойном темпе дыхания.
- Дэвид… Дэвид, проснись…
- Не думаю, что это будет благоразумно. Или даже вообще возможно, - сказал Дунсени. - Он спит, потому что мы дали ему большую дозу снотворного.
- Вы усыпили его! - встревоженно воскликнула Деленн.
- Ну… технически, мы подложили снотворное в его еду.
- Что вы сделали с моим сыном?! - сурово рявкнул Шеридан.
Если, дав волю своему гневу, Шеридан ставил перед собой задачу запугать Дунсени, то он не достиг своей цели. Возможно, во взгляде старого камердинера и появилась тень беспокойства, но лишь очень слабая тень.
- Мы не сделали ничего сверх того, что было необходимо.
Деленн внезапно все поняла. Она отогнула воротник рубашки Дэвида, возле самого его горла. Маленькая протоплазменная лепешка - тварь, именуемая Стражем - по-прежнему сидела на юноше, и единственный глаз чудища был сейчас закрыт. Страж спал, столь же крепко, как и Дэвид.
- Во имя Валена… - прошептала Деленн.
- Как видите, - мягко сказал Дунсени, - мы поступили с ним так же, как в подобных случаях сам император поступает с собой, только терапию провели несколько более интенсивную. Как я уже сказал, это было необходимо. Никому не спастись, если вас двоих увидит его… напарник… - Лицо Дунсени перекосилось от омерзения. - Возможно, Дракхи и в самом деле покидают нашу планету, хвала Великому Создателю. Но если бы Страж бодрствовал, нельзя сомневаться, что один из их звездолетов нашел бы время, чтобы нанести с небес удар по нашему шаттлу.
- Он еще какое-то время пролежит без чувств, - сказал Касо. - Но, возможно, недостаточно долго, чтобы вы успели добраться до Минбара… хотя, я надеюсь, достаточно, чтобы вы оказались, по меньшей мере, в далеком космосе, в нескольких зонах перехода отсюда.
- Если он все-таки проснется раньше времени, ни в коем случае не говорите ему, где вы находитесь. Мы надеемся, что даже Страж не в силах сообщить Дракхам такую информацию, которой не владеет его носитель. - Дунсени еще раз с беспокойством огляделся по сторонам. - Просто так стоять и разговаривать здесь контрпродуктивно. Улетайте. Немедленно.
Шеридан быстро прошел в кабину шаттла, Деленн осталась возле Дэвида, нежно поглаживая его волосы. Она до сих пор не могла до конца поверить в то, что он снова был с ними. Она взглянула на Дунсени, который стоял снаружи у шаттла и с невозмутимым видом следил, как закрывается его люк. Позади него в отдалении вырисовывались на фоне темного неба контуры горящего города. Как раз в тот момент, когда люк должен был закрыться окончательно, Дунсени сказал - без малейшего намека на иронию:
- Спасибо за визит на нашу прекрасную Приму Центавра. Надеемся, что вы остались довольны путешествием. Прилетайте к нам снова.
И люк закрылся.
Глава 14
Далеко, далеко от всего этого:
На смертном одре лежала некая женщина-центаврианка.
Служанки, ухаживавшие за ней, порхали вокруг нее, как мотыльки, перелетали с места на место, меняли примочки на ее голове, горевшей в лихорадке, пытались предотвратить обезвоживание и позаботиться обо всех ее нуждах. Но умирающая мало обращала на них внимания, возможно, даже не понимала, что они находятся рядом с ней. Она безотрывно смотрела в потолок, хотя глаза ее при этом были такими остекленевшими, что трудно было понять, видит ли она в самом деле хоть что-нибудь.
Временами даже казалось, что смотрит она вовсе не на потолок, а сквозь него. И видит места, в которые невозможно заглянуть, миры, удаленные на много световых лет отсюда, и события, которых она не могла видеть, о которых она даже не могла знать… и тем не менее, почему-то, знала…
В тот момент, когда Г’Кар почувствовал, как чужие пальцы сжали его горло, он понял, что пути назад уже не будет. Он понял, что это и в самом деле битва всей его жизни… и битва за его жизнь. Но не на Лондо он смотрел, удваивая усилия, чтобы сокрушить горло императора. Он полностью сфокусировался на том глазе, который, проснувшись, уставился на него: единственном, немигающем глазе.
И он видел в этом глазе ужас, и этот ужас придал ему новые силы.
«Сильнее, Лондо! Спаси нас! Спаси нас! Мы не хотим умирать!»
Лондо видел зловещий красный глаз Г’Кара, уставившийся на его плечо. И понял, что, в конце концов, Г’Кару пришлось вести битву не с ним, а с угнездившейся на нем тварью. Разум Лондо практически отключился от происходящего. И это было символично: ведь уже много лет, как Лондо стал марионеткой темных, закулисных сил, зримым воплощением которых и являлся Страж.
Но даже размышляя подобным образом, Лондо чувствовал, как руки его наращивают усилия, сжимая смертельные тиски на горле Г’Кара. Паника Стража вливала в одряхлевшее тело императора новые силы, и ему хотелось кричать: «Быстрее, Г’Кар! Быстрее! Прежде чем станет слишком поздно!» Но его дыхательное горло, уже слишком сильно поврежденное, не могло справиться с этой задачей. Шансы на победу отсутствовали, и лишь по воле Стража он продолжал молча сражаться.
«Лондо! Ты можешь его остановить! Ты можешь убить Нарна, и мы сможем жить дальше, и нам станет гораздо лучше, у тебя будет гораздо больше времени на самого себя, мы можем даровать тебе это, мы будем к тебе добрее, и Дракхи будут к тебе добрее, люби нас, Лондо, останови его!»
Лондо слышал, что когда умираешь, вся жизнь пробегает заново у тебя перед глазами…
По мере того, как пальцы Г’Кара все глубже впивались в него, его разум начинал меркнуть, и Лондо ожидал, что сейчас-то он и увидит все, но не было ничего… Время растягивалось, а перед глазами у него по-прежнему не было ничего… время сгущалось вокруг него, а перед глазами так ничего и не было…
Ничего…
«Лондо… бейся… бейся… спаси нас… Шив’кала… Дракх, властелин сумрака, спаси нас… не исчезай, не уходи, спаси нас, спаси тех, кто служит тебе…»
Слова, слова, слова… так много слов…
Поначалу это казалось Г’Кару невероятным. Он, в конце концов, родился воином, и терпеть не мог слова, и все же именно слова стали в конечном счете его главным оружием, наносящим раны более глубокие, чем любой клинок, разбивающим больше дверей, чем любой таран. Слова, слова, слова… слова из прошлого нахлынули на него:
«Никто не является тем, кем кажется…»
«Я не для того сражался, чтобы, сбросив одного тирана, тут же самому занять его место…»
«Во внешних мирах кто-то есть, На’Тот…»
«Того будущего, к которому мы привыкли, больше нет…»
Эти и сотни других фраз выскакивали из разных уголков его памяти, боролись друг с другом за то, чтобы быть вновь услышанными, за то, чтобы он вспомнил именно эти фразы, пережил и оценил их один последний раз, в тот последний миг, когда он соскользнет в небытие.
Г’Кар навалился на Лондо и рухнул вместе с ним на пол, не отпуская рук с горла императора, и не отводя взгляда со злобного существа, уставившегося на Г’Кара своим единственным глазом. Как бы ему хотелось услышать, как это безротое существо вопит от ужаса. И тут он понял, что каким-то непостижимым образом, на самом деле он и вправду слышит его… Нет, не слышит… чувствует…