В общем, положение оказалось сложным. И не только в нашем полку. Не лучше обстояло дело во многих других частях. Мы прошли большой путь, оторвались от своих баз. К тому же много трудностей принесла нам зима, снежная и суровая. Дороги заметало, часто шли целиной.
В феврале наступление приостановилось.
С тех пор прошло более сорока лет. Многие и по сей день живо вспоминают ту пору. Говорят, обсуждают разные подробности. Некоторые пытаются произвести ревизию Висло-Одерской операции, мол, надо было в феврале 1945 года овладеть Берлином и тем самым закончить войну.
Я командир маленький, не мне судить об операции во всем масштабе. Но я знаю, что в феврале 1945 года наши тылы отстали и нам не хватало очень многого. Люди испытывали предельную усталость, а ряды бойцов сильно поредели. Войскам требовался отдых.
После тяжелых переходов польская земля осталась позади. Перешли старую - довоенную - польско-германскую границу. Получили приказ: занять оборону фронтом на север. 756-й полк разместился в районе небольшого городка Флатов. Юго-западнее, в Шнайдемюле, шли бои. Хотя крепость с окруженными немецкими войсками и осталась в нашем глубоком тылу, но фашисты продолжали сопротивляться. Они отклонили советские предложения сложить оружие.
14 февраля противник ценою огромных потерь прорвал кольцо окружения и двинулся строго на север - в Восточную Померанию, где сконцентрировалась крупная группировка фашистских войск. Гитлер планировал использовать ее для флангового удара по войскам 1-го Белорусского фронта, стоявшим на Одере.
Полковник Зинченко поставил задачу: третьему батальону немедленно по тревоге выдвинуться на высоту 69,5, через которую проходит дорога из Шнайдемюля в Померанию, занять оборону и задержать продвижение противника до подхода основных сил полка.
Батальон вовремя оседлал дорогу и окопался на высоте. Фашисты пока не появлялись. Я в десятый раз проверил батальонный район обороны: вроде бы все хорошо.
Во второй половине дня показалась вражеская колонна... Она шла, даже не шла, а брела неорганизованно, без разведки.
Решил подпустить поближе. Пятьсот... четыреста... триста метров... Подаю команду:
- Огонь!
Пулеметы и автоматы косили головные шеренги колонны. Минометы капитана Моргуна и орудия капитана Вольфсона ударили по хвосту. Все перемешалось...
Противник сначала залег. Потом под нашим огнем, теряя сотни убитых, стал развертываться в цепь.
Боевой порядок гитлеровцы построили глубоко эшелонированно. Я насчитал восемь плотных цепей.
Немцы четыре раза поднимались в атаку, несли потери, но снова накапливались и шли на нас. И ложились, ложились...
Под вечер во фланг их атаковали батальоны Боева и Кастыркина и разгромили. Мало кто из них достиг леса недалеко от высоты.
Я смотрел на поле, где только что отгремел бой, и думал: "Это, фриц, тебе не 41-й или 42-й год. Это 1945-й!"
Батальон потерял до двадцати человек. Противник - до восьмисот. Кроме того, около пятисот гитлеровцев мы взяли в плен.
За ликвидацию прорвавшейся шнайдемюльской группировки бойцы и командиры были отмечены орденами и медалями. Меня наградили орденом Александра Невского.
В феврале общая обстановка сложилась так: войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов глубоко вклинились в оборону противника, вышли на рубеж рек Одер и Нейсе, но из Восточной Померании нашим войскам по-прежнему угрожала сильная группировка немецко-фашистских войск.
1 марта в Померании наши войска перешли в наступление, чтобы ликвидировать угрозу с севера.
Памятные дни Померании
Весна 1945 года была для нас необычной. Мы встречали ее на немецкой земле. В те дни стояла теплая, но хмурая погода. Серое покрывало низко нависших туч заслоняло мартовское солнце. Часто моросил мелкий дождь.
Вот уже шестые сутки 150-я Идрицкая стрелковая дивизия под командованием генерала В. М. Шатилова преследовала отходящего противника в Восточной Померании.
По широким шоссейным дорогам фашисты откатывались к северу. И наконец 756-й стрелковый полк подошел к Каммину - сильному опорному пункту вражеской обороны, которую нам удалось прорвать с ходу. Гитлеровцы поспешно оставляли улицы и кварталы этого небольшого города, чтобы форсировать Штеттинский залив и выйти на его западный берег.
Наш батальон штурмовал юго-восточную окраину Каммина. Отход врага здесь прикрывали заслоны пулеметчиков, засевших на кладбище и в роще. Они вели сильный огонь. По моему приказанию минометчики капитана Михаила Моргуна и пулеметчики старшего лейтенанта Николая Самсонова быстро открыли огонь и заставили вражеские огневые точки замолчать.
Тем временем солдаты стрелковых рот короткими перебежками достигли кладбища и ворвались на улицу, ведущую к центру города. Части дивизии вступили в Каммин.
Приход в город советских войск вызвал панику среди местных жителей. По две-три семьи они забирались в одну квартиру, закрывали ставни и в страхе ожидали, что произойдет дальше.
Наш полк взял в плен в Каммине несколько сот гитлеровских солдат, много боевой техники, обозы, в том числе около тридцати автомашин с боеприпасами и продовольствием.
Постепенно стрельба затихала. Наш батальон вывезли во второй эшелон полка.
Но противник все еще находился поблизости...
Мы с начальником штаба батальона старшим лейтенантом Гусевым вели наблюдение с чердака полуразрушенного дома.
Гусев не имел основательной военной подготовки, но зато обладал фронтовым опытом и всегда хорошо помогал мне в трудную минуту. Он неплохо знал топографию, аккуратно отрабатывал карты и другие штабные документы.
Перед нами открылась картина беспорядочного отступления неприятеля. Разгромленные вражеские полки в панике бежали, бросая танки, орудия, обозы. Фашисты пытались перебраться через залив, используя для этого баржи, лодки, катера. Но снаряды нашей артиллерии настигали их, и немало перегруженных посудин пошло ко дну.
Многих вражеских солдат, не успевших спастись бегством, советские воины прижали к берегу моря и заставили сложить оружие.
Очистив Каммин от гитлеровцев, наша дивизия заняла оборону на побережье Штеттинского залива.
После горячих изнурительных боев и больших переходов наступила передышка. Потянулись хмурые, однообразные дни. В пасмурную погоду редко появлялся просвет в тучах - клочок голубого неба. Над заливом нависал густой молочный туман, и тогда будто огромное скопление белой пушистой ваты опускалось на водную ширь.
На берегу, далеко разбросанные друг от друга, стояли дома и сараи, крытые черепицей. На общем мрачном фоне они выглядели неприветливо.
Солдаты нашего батальона разместились в поспешно оборудованных траншеях, местами перекрытых жердями, обломками досок, засыпанных сверху тонким слоем сырой земли. Вода проникала сквозь потолок, попадала за воротники солдатам. В дни затишья каждый из них чаще начал вспоминать своих родных и дорогие сердцу русские города и села.
- Эх, ребята, у нас на Брянщине небось тоже весна в разгаре, ручьи журчат, воробьи веселей чирикают, - заговорил Петя Пятницкий, поднимая воротник шинели, чтобы укрыться от дождя, и его взор устремился вдаль. Евдокия, жинка моя, пишет, что в деревне уже к севу готовятся. Семена есть, а вот работников-то не хватает. Откуда возьмешь их? Бабы одни остались да старики. Ясно, не легко им без нас.
- Верно ты, Петро, говоришь, - подтвердил Илья Съянов, - трудно не только нам, когда порой чувствуешь, как смерть дышит тебе в лицо. Им там тоже пришлось хлебнуть горького до слез, а больше всего тем, кто пожил при фашистах.
- Деревню мою, Северец, фашисты спалили дотла, - с грустной задумчивостью отозвался Пятницкий. - Но, братцы, самое тяжелое уже позади. Скоро фашисту конец, и поедем мы по домам. Заново поднимем все. Как-то даже не верится, что настанет такой день. Ох и праздник же будет!