Илья Кричевский
ПУТЬ
К РЕЙХСТАГУ
Издательство „Изобразительное иснусство", 1990
Литературная запись Л. КРИЧЕВСКОИ
Илья Давидович Кричевский родился 26 июня 1907 года в городе Чернигове.
Любовь к рисованию зародилась у него еще в раннем детстве. В двенадцать
лет он поступил в городскую студию изобразительного искусства, а в
1925 году в Киевский художественный институт на полиграфический
факультет. В 1927 году Кричевский перевелся на третий курс Высшего
художественно-технического института (Вхутеин) в Москву и в 1930 году его
закончил. Его педагогами были Н. Н. Купреянов, Д. С. Моор, занятия по
рисунку вел П. И. Львов. После окончания института И. Д. Кричевский
участвует в выставках, где экспонируются его рисунки и акварели. В эти
же годы появились и первые оформленные им книги, для которых
характерны поиски нового языка, смелое экспериментирование,
опирающееся на отличное знание художником техники полиграфии.
В первые дни Великой Отечественной войны Кричевский добровольцем ушел
на фронт. Он был сначала сапером, а потом художником газеты «Фронтовик»
3-й ударной армии, проделал нелегкий путь от Москвы до Берлина. В
1942 году вступил в ряды КПСС. Награжден двумя орденами Отечественной
войны II степени, Красной Звезды и медалями СССР. В годы войны
Кричевский создал целую галерею портретных образов воинов, в том числе
героев взятия рейхстага, запечатлел руины поверженного Берлина.
В 1946 году после демобилизации капитан Кричевский вернулся в Москву,
был принят в члены Союза художников СССР, работал в станковой и
книжной графике.
Им созданы автолитографии и станковые серии, посвященные Великой
Отечественной войне. Хочется отметить, что к этой теме художник
возвращается постоянно, используя свои фронтовые рисунки как документальный
материал для создания графических композиций. Его работы хранятся в
Государственной Третьяковской галерее, Центральном музее Революции
СССР, Центральном музее Вооруженных Сил СССР и других музеях и
картинных галереях нашей страны. В 1985 году прошла персональная
выставка И. Д. Кричевского, на которой были представлены работы,
созданные мастером на протяжении полувека.
В последнее время художник опубликовал свои воспоминания о годах
Великой Отечественной войны. В настоящем издании читатель сможет
познакомиться с ними и увидеть фронтовые рисунки Ильи Кричевского.
Собранные вместе, они составляют впечатляющую летопись народного
подвига и творческого подвижничества художника.
НАЧАЛО ВОИНЫ
В то воскресное, июньское утро я, как всегда, сидел и работал. За окном на голубом небе светило
солнце, погода была так заманчива, что хотелось все бросить и пойти с женой в ближайший парк.
Когда я поднялся, чтобы отдохнуть от рисунка, то решил включить примитивный радиоприемник
тех лет. Передача оказалась неинтересной, и я уже было протянул руку, желая убрать звук, но меня остановил неожиданно вторгшийся в эфир голос диктора.
Странность этого вмешательства, усиленная троекратным повторением того, что сейчас будет передано правительственное сообщение, настораживала...
Затем, услышав горестную весть о нападении фашистской Германии, я принял решение отправиться на фронт. Позвонив в Бауманский райвоенкомат, я сказал о своем желании. Ночью оттуда сообщили, что к девяти часам утра мне нужно прибыть на сборный пункт. Спать почти не пришлось.
Жена стала меня собирать в дорогу, а я почему-то решил взять с собой альбом для рисования.
Конечно, это был наивный поступок штатского человека, не знавшего обстановки войны, наверное, сработал «условный рефлекс» художника.
Утром мы пришли в назначенное место—Дом пионеров на Спартаковской площади, превращенный в сборный пункт. В комнате, где находились представители военкомата, взамен оставленного там паспорта мне выдали мобилизационное предписание, в котором значилось, что я направляюсь командиром маскировочной роты в город Гродно.
Получив этот документ, я полагал, что скоро буду отправлен к месту будущих боев, но все оказалось по-другому: меня и всех здесь собравшихся продержали в таком неопределенном состоянии несколько дней (отпуская на ночь домой) и только вечером третьего дня отправили пешком к путям Белорусской железной дороги, где в темноте на неведомой платформе посадили в теплушки и отправили на запад.
Лежа на нарах, я вспоминал незабываемые минуты расставания с женой, и сквозь дымку одолевающего сна возникало ее бледное, заплаканное лицо, такое дорогое и любимое.
Так закончился мой последний день пребывания в Москве— двадцать пятое июня 1941 года.
Вот и прошла первая ночь.
Накануне при погрузке в темноте трудно было разглядеть своих попутчиков, поэтому только сейчас происходило знакомство. В вагоне оказалось несколько женщин, что вносило своеобразное оживление в нашу унылую обстановку.
В теплушке раздвинули двери, и к нам ворвался чистый воздух полей, и утреннее солнце приветливо осветило наш более чем скромный приют на колесах. Общее настроение постепенно поднималось, чему способствовала чудесная погода и начинавшая уже чувствоваться товарищеская связь, которая всех объединяла в преддверии грядущих фронтовых событий.
Мы ехали оторванные от них, наподобие какого-то изолированного, движущегося острова.
Правда, до нас иногда на редких полустанках доходили сбивчивые сведения о боевых делах, но казалось, что все это происходило где-то далеко впереди...
К полудню мы подъехали к станции Орша, дальнейший путь к Смоленску был здесь приостановлен. Станция была переполнена задержанными поездами, что говорило о возникшей напряженной обстановке. Кроме того, нам было слышно, как оттуда раздавались надсадные крики начальников эшелонов, требовавших особого преимущества в продвижении вперед.
Как всегда в таких случаях, пошли догадки, пересуды и неутешительные предположения.
Тревожность всего происходящего отрезвляюще подействовала на обитателей нашей теплушки, мы стали уже понимать, что вступаем в полосу, приближающую нас к той самой войне, о которой имели весьма приблизительное представление.
Еще утром мы полагали, что все заранее предусмотрено и запланировано. Вера в разумность принимаемых мер не допускала мысли, что возможны случаи, подобные тому, какой сейчас происходил.
Но вспомнив наши мытарства в Москве, где было зря потеряно драгоценное время (не говоря уже о моральных и других страданиях), мы невольно задавались вопросом, все ли идет как надо?
И вдруг в довершение всего воздух огласился невыносимым ревом паровозных гудков. Эти душераздирающие звуки обрушились подобно снежной лавине и привели всех в растерянность.
Так война оказалась совсем рядом. Это была воздушная тревога...
Оставаться на путях было опасно, тем более что рядом с нашим поездом находился состав с горючим.
Все бросились бежать к близлежащему поселку и видневшемуся
Ничего не оставалось, как, преодолевая сильную боль, заковылять вслед удаляющимся опутчикам.
Воздушные пираты с черными крестами набросились на станцию, дико завыли летящие авиабомбы, и грохот взрывов сотрясал все вокруг. Я не был участником войн, мой опыт ограничивался только военной подготовкой в институте и пребыванием на маневрах во время службы в команде одногодичников.