Положив дневник на колени, я прикрываю рот.
– О Боже мой. Ты голый.
– Не надо мне тут о божечки. – Он входит в комнату, мышцы переливаются при движении, наполняя мой живот теплом.
– А если Лила и Итан увидят тебя? – спрашивая я, опуская руку на колено.
– Значит увидят, – устремляя на меня глаза отвечает он и закрывает дверь. – Я говорил тебе, что приду за тобой голым и заберу тебя, если через пять минут тебя не будет в ванной. – Он поворачивает запястье, делая вид, что проверяет время на невидимых часах. – И оно уже истекло.
Я скрещиваю ноги, один его вид вызывает у меня желание лечь на кровать и раздвинуть их, чтобы он смог оказаться внутри меня.
– Что ж, я как раз собиралась.
– О, ты будешь через несколько минут. – На его лице мелькает улыбка, но затем она исчезает, как только он замечает рядом со мной коробку и дневник на коленях. – Что это такое?
Я с виноватым видом кусаю губу, зная, что он станет переживать из-за того, как она повлияет на меня. Однако, теперь, когда он спрашивает, я не собираюсь лгать ему.
– Она вчера пришла по почте. В этой коробке вещи... моей мамы.
Его глаза округляются, а рот раскрывается в удивление.
– Что? Кто ее прислал?
Я касаюсь пальцем верхней части коробки.
– Здесь написано от Гэри Флеммертона, но записка внутри... она от моей бабушки... мамы моей мамы.
– Хорошо. Разве твоя мама не говорила, что она злая? – с опаской спрашивает он.
– Да, вроде того. – Рукой я приглаживаю дневник, опустив подбородок. – Но порой о некоторых вещах мама лгала.
Он подходит ко мне и усаживается рядом. Затем пальцем берет меня за подбородок и приподнимает его, чтобы я посмотрела на него.
– Хочешь об этом поговорить? – спрашивает он и обеспокоенно смотрит на меня, вызывая во мне чувство дома, умиротворенности, уверенности, что все будет хорошо, даже не смотря на плохие вещи.
– Пока не могу, – отвечаю я ему, и когда он начинает хмуриться, добавляю: – Не потому, что я не хочу, а потому, что даже не просмотрела полностью содержимое коробки, чтобы понять, о чем я хочу поговорить.
– Не хочешь просмотреть их сейчас? Вместе со мной? – спрашивает он с пониманием.
– Нет. – Я делаю медленный вдох, сама идея прочитать мамины мысли вызывает беспокойство. Что они обличат, а что останется нераскрытым? Кем она была? Она когда-то была похожа на меня? – Но я... Мне просто нужно постепенно изучить ее вещи.
Он кивает, но все еще выглядит взволнованным, убирает палец от моего подбородка и кладет руку на колено.
– Так кто этот парень Гэри? Почему он прислал тебе вещи вдруг из ниоткуда? И почему он послал их от имени твоей бабушки?
– Понятия не имею, но к посылке приложена записка. – Я вытаскиваю из коробки нацарапанный лист бумаги и передаю его Мише, чтобы он сам мог прочесть. После того, как он бегло знакомиться с запиской и кладет ее на тумбочку, он выглядит еще более озадаченным.
– Она просто убиралась на чердаке и подумала: Эй, может мне стоит отправить внучке, с которой я никогда не говорила, вещи ее матери? Или этот Гэри отправил ее за нее?
– Может, Гэри ее парень или типа того? – Я пожимаю плечами. – Понятия не имею, я же с ней никогда не разговаривала.
Миша снова смотрит на записку, качает головой, испытывая беспокойство, как я и предполагала, и пряди его светлых волос спадают на глаза.
– Это действительно странно. Как они вообще нашли наш адрес?
– Хороший вопрос. – Недовольство срывается с моих губ, когда я смотрю в окно на свой маленький двухэтажный дом по соседству, в котором я выросла, на дом полный болезненных, печальных воспоминаний. Снег падает и опускается на крышу, на которой не хватает половины черепиц. – Может отец сообщил.
– Ага, разве прежде, чем дать ей адрес он тебя бы не предупредил? – спрашивает он.
Я с сомнением смотрю на него, потому что это совсем не похоже на моего отца.
– Несмотря на то, что отцу стало лучше, он все еще странно относится к прошлому и маме... кроме того, я с ним неделю не разговаривала. – Я глотаю крупный комок, застрявший в горле. – Но спрошу у него.
Миша буквально лучезарно улыбается мне, испытывая за меня гордость, что я поступаю по-взрослому и не бегу сломя голову от проблем. Это помогает мне осознать кем я являюсь. Мне не следует бросаться наутек от замужества, даже если внутренние инстинкты кричат мне бежать. Такая реакция почти всегда была свойственна мне. Бежать, когда все становилось слишком серьезным, слишком эмоциональным, слишком сложным. Я часто убегала, но в последнее время дела идут хорошо и хочу, чтобы и дальше так продолжалось.
– Согласна, если я пойду с тобой? – спрашивает он меня с участием в глазах.