Выбрать главу

До самой смерти.

Но я не могу сейчас так поступить. На мне лежит ответственность. Растущий в моем животе ребенок и мужчина, который всего через несколько недель станет моим мужем. Это ужасно, и не похоже на ту жизнь, которую, как я думала, хотела. Но ничего другого не остаётся, и, по правде, любая другая альтернатива столь же мрачна. Любой вариант моего будущего зачастую вызывает ужас.

Эта запись была сделана ею в восемнадцатилетнем возрасте перед тем, как выйти замуж за моего отца. Она была беременна моим старшим братом Дином. Ее мысли наводят ужас, тем более, что недавно я сама размышляла о своем будущем, в которое в общую картину вписываются дети. Но я не понимаю. Однажды отец сказал, что первое время она была счастлива, в таком случае, о каком начале говорил он? Когда было положено это начало? Судя по дневнику, она знала его всего шесть месяцев, и похоже уже тогда скатывалась в бездну отчаяния, которая мне очень хорошо знакома. Независимо от того, что я делаю или моих попыток изменить свою жизнь, в конце концов, меня настигает депрессия. Такое состояние всегда будет сопутствовать мне – мне и Мише. Я поняла это некоторое время назад, и все же пойду с ним до конца, всегда скрещивая пальцы на удачу, чтобы он об этом не сожалел.

А что если подобное случится?

Я извлекаю рисунок, сложенный в конце дневника, вместе с фотографией моей мамы, сидящей на кровати и прижимающей подбородок к коленям, ее волосы спадают на зеленые глаза, которые выглядят так похожими на мои. Она улыбается, но что-то не так в этой фотографии, словно она заставляет себя притворяться счастливой, или, может быть именно так она выглядела, когда была счастлива. Зачастую трудно понять, большую часть времени, что я ее знала, она казалась потерянной. Но здесь она таковой не кажется, но и на человека, у которого все хорошо, она не похожа. Интересно, а как выгляжу я?

На рисунке изображена ваза с одинокой розой в ней, надломленные и увядшие лепестки рассыпаны вокруг дна. Мне больно на это смотреть, потому что, будучи художником, могу догадываться, где блуждали ее мысли, когда она ее рисовала, ведь и сама там бывала.

– О Боже, Элла, как ты могла скомкать свадебное платье и впихнуть его в сумку. – Сердится Лила, и топая входит в кухню с охапкой материала и свернутым журналом. Она одета в рваные джинсы и розовую футболку, ее светлые с черными прядями волосы влажные. – Серьезно, зачем ты так сделала?

– Прости. – Я торопливо закрываю дневник, испытывая сожаления, что вообще его открыла. Возможно, я не была готова к его прочтению. Возможно, мне стоит отпустить прошлое. Дела у меня шли хорошо, и я даже не принимала лекарства. Но мне хочется понять ее. – Я и не подумала, когда его туда засовывала.

Лила выпускает нижнюю часть платья, придерживая верхнюю, и рассматривает ткань.

– Теперь оно все мятое. – Она прижимается носом к лифу платья и возится с одной из черных роз на нем. – Мы повесим его в ванной и отпарим мятые места.

– После того как ты приняла душ в ванной должно быть много пара. – Я подношу край кружки ко рту. – Можешь повесить его там прямо сейчас.

– Ага, а может там образовалось много пара после приема твоего душа. – Она закатывает глаза и недовольно отшучивается. – Вы и ваши душевые... Не понимаю этого.

– Что ж, а тебе следовало, – говорю я, не в состоянии сдержать улыбку, когда меня настигают мысли о Мише, его руках и языке. Темные мысли, которыми меня наводнил дневник, испаряются, как пар, идущий из кружки, хотя уверена, что они вернутся продолжи я чтение. – Ты действительно кое-чего лишаешься.

Она вешает платье на спинке стула и садится напротив меня.

– Тогда, возможно, мне придется попробовать это как-нибудь с Итаном.

Между нами устанавливается тишина, когда она открывает журнал, который принесла с собой, и я вижу, что он свадебный. Мы дружим почти два с половиной года, и до сих пор, порой, кажется, что едва знаем друг друга. Возможно, это из-за того, что я не могу говорить о серьезных вещах или потому, что нам обеим нравится хранить наши секреты.

– Итак, вы с Итаном, – заговариваю я, ставя кружку на стол. – Как у вас дела?

Она пожимает плечами, сдерживая ухмылку, и переворачивает страницу журнала.

– Хорошо, наверное.

– Ты типа любишь его? – Я имитирую млеющее состояние. В детстве у меня никогда не было подруг. Напротив, меня в основном окружали Миша и его друзья или мой брат и его друзья, поэтому иногда для меня странно вести себя по-девчачьи.

Лила опускает руку на стол, а затем скрещивает руки.

– Думаю, что да.

– Думаешь? – спрашиваю я. – Или знаешь? Потому что я слышала, что вам обоим это известно.