Она поправляет несколько прядей волос.
– Нет, не будем. Вот увидишь. Ты двигаешься дальше, возможно, у вас появятся дети, а я по-прежнему буду жить в Вегасе, пытаясь понять, чего хочу от своей жизни.
– А я слышала иное, – произношу я. – Говорят, что у вас с Итаном запланирована большая поездка.
Она сжимает губы, наблюдая за танцующими.
– Да, полагаю таков план.
– Слышу неуверенность в твоих словах.
– Понятия не имею. Всякое бывает, знаешь ли. Порой все меняется.
Я делаю еще глоток.
– Что-то происходит между тобой и Итаном? Вы ссоритесь?
Она качает головой.
– Нет, но это не значит, что я не беспокоюсь насчет всего того, что может пойти не так.
– Например?
– Жизнь. – Она поворачивается ко мне, скрестив ноги. – Не у всех идеальные отношения, хотя не могу сказать, что у нас с Итаном все плохо. Все великолепно, но колечка на моем пальце нет.
– Пока нет, – замечаю я, и она закатывает глаза. Я откидываю голову назад и допиваю остатки своего напитка, чувствуя, как скользящая по горлу водка обжигает горло. – Кроме того, у меня не идеальные отношения. – Я ставлю стопку на стойку. – Нужно ли тебе напомнить, что пару дней назад я бросила Мишу.
– Да, но у тебя была причина, верно? Ты переживала из-за своего будущего. – То как подозрительно звучит ее голос, заставляет меня задуматься – а верит ли она моим доводам.
– Да, – отвечаю я. – И по другим причинам... причинам, о которых я не люблю говорить.
– О каких? Есть еще что-то, о чем ты мне не рассказывала?
Я накручиваю прядь волос на палец, чувствуя себя неловко. Только с Мишей я могу делиться личным, но он мой лучший друг, жених, все, что у меня есть – звучит слащаво, но это правда. Интересно, может мне включит эту фразу в клятву?
Алкоголь устремляется по моим венам, и я начинаю думать, что, возможно, настало время поговорить с Лилой. Она обычно дает хорошие советы и, возможно, сможет подсказать мне, что делать. Но я не хочу говорить о маме и посылке – хватит с меня разговора об этом и с отцом. Но есть кое-что еще.
– Мне трудно даются клятвы, – признаюсь я.
Она упирается локтем в столешницу и хмурит брови.
– Вы, ребята, пишете клятвы?
Я киваю.
– Это была идея Миши.
Лила барабанит ногтями по колену.
– Да, я так и думала. – Она умолкает. – Как считаешь, почему она тебе дается с таким трудом?
– Потому что я не писатель, – отвечаю я. – И потому что... ну, потому что я и в пустой комнате ненавижу выражать свои эмоции, не говоря уже в присутствии людей.
– Да, но нам уже известно о твоих чувствах к Мише, ведь ты не можешь держать свои руки подальше от него. – Она смотрит на свое отражение в зеркале на задней стене бара. – И меня охватывают эмоции, о которых не хочу никому говорить. Порой я тоже скрываю свои чувства.
– Неужели? – спрашиваю я, повышая голос, когда музыка становится громче. – На тебя не похоже.
Она смотрит на какого-то жуткого парня с конским хвостом, который не перестает улыбаться ей через весь бар.
– Может быть, дело не в том, что я скрываю свои чувства, а в том, что притворяюсь, будто чувствую что-то другое, но я стараюсь так не делать, это вредно.
По опыту знаю, что она права.
– Итак, как ты предлагаешь мне преодолеть мою неспособность к писательству?
– Ты просто прикладываешь ручку к бумаге и пишешь. – Она пожимает плечами. – Я уверена, что-то хорошее выйдет.
Я пытаюсь придумать способ получше, пока не начинает звучать ритмичная песня, Лила хлопает в ладоши, и ее глаза загораются от возбуждения.
– Обожаю эту песню, – восклицает она. – Давай еще по шоту и потанцуем.
– Я выпью шот, только если это будет егерь, – произношу я.
На лице ее появляется гримаса отвращения.
– Фу, какая гадость. Я остановлюсь на текиле.
Она заказывает напитки, мы выпиваем их залпом и направляемся на танцпол. Мы танцуем при слабом освещении, время от времени возвращаясь к бару, чтобы выпить еще по парочке шотов, пока не становимся разгоряченными, потными, изнуренными и готовыми отправиться домой. Я чувствую себя хорошо, не только потому, что пьяна, но и потому, что мне было весело, хотя меня пугает предстоящая свадьба и тревожит написание клятв.
Мы проталкиваемся сквозь толпу к выходу, берем со стула куртки, и оказавшись на улице, надеваем их. Мои голые ноги обжигает ледяной воздух.
– Бежим, – предлагаю я Лиле, под звуки ее смеха мы срываемся с места, пошатываясь и поскальзываясь на льду, устремляемся к «Шевель», припаркованной под фонарным столбом.
– Подожди. – Лила вдруг резко останавливается, когда мы почти добираемся до машины. Она оглядывается на клуб с растерянным выражением лица. – Может, нам стоит вернуться внутрь, где тепло, и позвонить ребятам, чтобы они забрали нас. Мы обещали не садиться за руль пьяными.