Правда, для завершения картины под названием «Учусь быть счастливым!» не хватает последнего, завершающего штриха! Нашего самого-самого главного волшебника, без которого картина не оживёт, не наполнится жизнью и тем самым Счастьем, к которому мы вроде как недавно и направили свои стопы в горячем желании заполучить его во что бы то ни стало.
— Ах да, третий волшебник! — Кто-то оживился, вероятно, считая, что этот «третий» сразу решит все наши проблемы.
По большому счёту Кто-то даже очень прав. Наш «третий» поистине всемогущ, а силы у него столько, что всем драконам, Змеям Горынычам многоголовым да и прочей нечисти поганой с ним, с «третьим», НИКОГДА не справиться. Даже наш (ПОКА ещё наш…) вездесущий коварный ЭГОИЗМ боится его что огня, потому как даже им одним, нашим «третьим», что калёным железом выжигается!
— Слушайте, Вы меня заинтриговали! Так кто же он, этот Всемогущий?
— Не спешите, мой друг. Для Вас самого же лучше будет, если Вы мне его сами и назовёте. А чтобы легче было, я Вам подсказку дам, загадку загадаю. Итак, слушайте: без рук, без ног, а по свету бродит, без языка, а с каждым говорит, облика зримого не имеет, а всем виден, руками загребущими его не удержишь, а как отпускать станешь, так всегда при тебе и окажется…
— Хм-м-м… — Кто-то, поднявшись с кресла, прошёлся раз-другой по веранде, заложив руки за спину и морща в напряжённом раздумье лоб, затем остановился напротив меня.
— Послушайте, а ещё какой-нибудь подсказки не будет?
— Хорошо. Вот Вам последняя подсказка: без солнца жизнь человека освещает да теплом его согревает…
— Ага. Так… Что мы имеем? Первое: бестелесный, значит. Ну и невидимый, это само собой… Второе: но все его видят и слышат. К тому же в руках его не удержать! Прям призрак какой-то, фантом…
— Я, по правде сказать, очень далека от такого сравнения, мой друг. А что касается рук, то в данном контексте, прошу заметить, ключевое слово «загребущих».
— Хорошо, пусть так. Дальше: будешь отпускать, то есть (опять по контексту) не удерживать, он при тебе и окажется… Итак, невидимый, но все его видят, слышат, отпускаешь — всегда возвращается, а наоборот — так и приветик, не вернётся, да к тому же согревает и освещает…
— Да, даже в темноте ночной али казематной…
Кто-то вновь стал отмеривать шагами ширину старой веранды, углубившись в поиски разгадки и несвязанно бормоча себе под нос: «Невидимое… согревает… освещает… отпускаешь… а оно тогда всегда к тебе возвращается… Хм-м-м…», после чего резко остановился, подняв на меня глаза, а затем взглянул в сторону сада. — Пойду-ка я пройдусь. Дождик кончился, распогодилось. Похожу, подумаю. Авось и разгадаю. Да-а-а… Ну и загадку Вы мне задали…
Кто-то не спеша спустился по ступенькам крыльца, точно пробуя их на прочность, и побрёл по дорожке через сад. Мокрый гравий мягко шуршал под его неторопливыми шагами, а ветви старых, разросшихся яблонь, задеваемые им, обдавали его плечи брызгами только что закончившегося дождя…
Что ж, пусть побродит. А Вы, мой дорогой читатель, тем временем не поленитесь, а тоже поразмыслите над предложенной мной загадкой. Вдруг Вы отгадаете её ещё до того, как наш многоуважаемый Кто-то возвратится (я надеюсь, с полной победой).
Я прошла на кухню, раздумывая над тем, что бы из чего приготовить к близящемуся обеду, и, бодро взявшись за сковородку и кастрюлю, нож и половник, то и дело поглядывала через кухонное окно в сторону сада.
Надо сказать, что прошло немало времени, прежде чем среди густой зелени обозначилось некое движение, но уже в следующую секунду я разглядела, что это мой гость, радостный и оживлённый, прижимая что-то к груди, несётся к дому семимильными шагами.
— Смотрите, смотрите, какое чудо! — начал вопить он как оглашенный, едва переступив порог кухни и протягивая мне для обозрения то, что только что так бережно прижимал к себе. В его ладонях, согревшись, уютно устроился чёрный, с рыжими подпалинами вислоухий комочек, влажная шёрстка которого забавно курчавилась отдельными завитками.
Комочек чуть приподнял голову, повёл блестящим чёрным носом-пуговкой и вдруг заскулил, заерзал, рискуя свалиться на пол. Мой гость тотчас снова прижал его к груди, уставившись на меня взглядом, не терпящим возражений.
— У Вас молоко есть?
Я кивнула утвердительно.
— Прекрасно! Давайте его сюда, только подогреть сначала надо. А жирность какая? — вдруг спросил Кто-то, непроизвольно, точно в испуге, сильнее прижав к себе своё скулящее приобретение, — 1,5 или 3 процента? Ему бы пожирнее, погуще… — словно извиняясь, добавил мой гость, — а то знаете, некоторые женщины… ну там… — замялся он, — ничего жирного не едят, калории всякие ограничивают…