Агафья лишь слегка повела бровью.
— Доиграетесь, сороки! Даст Агашка вам легонького щелчка по лбу, вы и рассыплетесь. Не надо терпение серьёзной женщины своими дурацкими шуточками испытывать! — приструнила озорниц Лилия. — И хватит ломаться: вы давно русский язык знаете без изъяна.
— Пусть пошутят барыньки, дело молодое. — Миролюбиво сказала Агафья. — Вот деток ваших с Ханом напугали – это неладно вышло. На девочке до сих пор лица нет. Ты, барыня, не серчай, что сволочью тебя обозвала, не ведала, твоей жестокой судьбы.
‑—Я тебя, тётя Лилия тоже не узнал, когда первый раз послан был, чтобы тебя выкрасть!
— Повезло тебе Прошенька, что и я тебя увидеть не чаяла в автомобиле, да в костюме на заказ пошитом. Ты мне пареньком молоденьким помнился. Вот бы пошутила...
— А что ты тётенька сделала бы в затемнённой машине на ходу?
— Был ты дурачком, дурачком и остался. Да у первого же поста ГИБДД ваша машина бы остановилась, заблокировалась и начала на всю мощь сигнализацией блажить. Открыли бы стражи двери, а там двое громил уважаемую в городе женщину свободы лишили. За насильственное лишение свободы по закону много лет тюрьмы полагается.
Думаешь, вы меня похитили? Нет, это я «похитилась», по своей воле, ради дела, которому всю жизнь отдала. Часть его сегодня свершилась: семья моя в сборе, хоть и дети напуганы и столько гадости про мать одним духом узнали, и на отца с топором судным насмотрелись. Столько ждала, теперь стыдно детям в глаза глянуть.
Роза и Гильфан вскочили со своих мест и бросились к матери с поцелуями и объятиями.
— Мама! Мы тобой гордимся и любим! Отец вот, сначала напугал и разочаровал, но поняли сейчас, что и ему тяжко было! Дети — бросились обнимать сидевшего напротив Лилии Фируза. Хотел бы рядом с женой занять место. Но обычай Племени требовал, чтобы Хан и его жена находились на разных концах стола.
— О! Наш братец плачет! Мадам Агафья, а Мсье Прохор больше не плачет?
Дружине стало весело:
— Устроили нам тут казарменное помещение в левом крыле дома. Прошке с Агафьей, как супругам, выделили комнатку отдельную в самом конце коридора. А нам-то всё слыхать: плачет Прошка больно жалобно, когда его жёнушка любиться не расположена.
Наградой оратору была звонкий подзатыльник, который вполсилы отвесила Агашка.
— А позвольте старику-священнику вас спросить, любезные супруги: где ваши детки, при вас ли находятся.
После неловкого молчания Агафья, опустив глаза, ответила:
— За грехи наши бездетны мы с Прохором
— Главный грех ваш был злоба, которую на Принцессу держали. Теперь остыли сердцем?
— Да, батюшка!
— А ты, Принцесса Лилия?
— Я на весь мир зла была, но не на этих двоих, тогда почти детьми бывшими. Мне и моим детям другого выхода не было, не до доброты тут. Однако, хоть и злая я, но сообразила: самое большое, что им грозит — выпорют да повенчают. А тут выяснилось, что и не пороли даже, а сразу под венец. Не ругать меня должны, благодарить: я им вроде свахи вышла. При агашкином норове да прошкиной нерешительности неизвестно, что бы у них вышло. А при моём сватовстве, сразу свадебку сыграли.
— Стало быть, через годик младенца вашего крестить буду. — Уверил супругов отец Евлампий.
— Да куда уж нам, годы не те. Как ребёночка зачать?
— Будто не знаете после столь долгого супружества, что у старого попа спрашиваете? Годы ваши велики. Но старости-то нет. Прости нескромный вопрос Агафьюшка: по женской части у тебя как?
— Как у молодухи, батюшка. — Воеводина храбрая дочь от такого вопроса потупила взор.
— Значит, решено: не позднее чем через год крестины будут. Меня зовите: сам желаю таинство над вашим первенцем свершить. Я хоть и давно не служил, в подземелье сидючи, но не под запретом. Всё могу: и литургию, и всенощную, и венчать, и крестить.
А теперь — настоящий суд
— Господа! Перекусили, побеседовали, но сами понимаете, нам теперь настоящий суд предстоит.
— Папа! Может довольно!
— Простите, дети. Это необходимо. И, я думаю, даже весело. Сообщите же, Принцесса… скажи Лилия: что за люди сидят под охраной за отдельным столом. Да ещё наши товарищи их охраняют вместо того, чтобы к застолью присоединиться?
— Я уже их представляла: это весь цвет великой и ужасной Ложи.
— Принцесса! Я бы не стал столь категорично утверждать, что здесь все главари этой банды. — Поправил Лилию священник.
— Это организация, которая миром завладеть решила. Веками к этой цели шли, по временам, как клопы, ползать научились. Рассчитывали, коли мировыми запасами золота и нефти завладеют — быть им владыками над всем миром. — Лилия глянула на отца Евлампия. — А Вам, батюшка, откуда про Ложу известно?
— Много у меня времени было, чтобы понаблюдать, да поразмыслить, что это за публика. Не вся шайка в сборе.
— Но Магистр утверждает, в Чумске сейчас всё их руководство…Продолжу для остальных собравшихся:
Слёзы Родителей Невидимых им все планы спутали. После того, как с нефтью соединившись, на Север ушли, и Разброс через то учинился. Думаю, этого достаточно: я как ведущий специалист одного странного института, который щедро финансировался Ложей, могу сделать обстоятельный доклад, часов, скажем, на пять, но вряд ли кому-то из присутствующих это будет интересно: господа из Братства сами всё знают, остальным достаточно сказанного.
— Конечно, уволь нас, любимая, от своего доклада. Можно выносить приговор. Но мы сгораем от любопытства: отчего у этих людей такой странный вид. Так принято в Братстве?
Излишне говорить, что смех, среди знающей части присутствующих был оглушителен.
— Господа взяли меня и моих сестёр в плен. Причина? Вся информация и документы Ложи по золоту и нефти, а также по очень интересовавшему их Разбросу, как ещё одному могучему средству вершить судьбы мира, были мною спрятаны в очень надежный и хитрый сейф. Сильно нужны были господам эти документики и моё сотрудничество: без меня бы они в тех бумагах и материалах ничего не поняли. Вот и решили нас, как слабых беззащитных девушек напугать: заточить в подземелье под этим дурацким домом, в камеры, куда загодя разложили приманки для грызунов. Само собой грозили обеспечить достаточное количество вшей и прочей гадости и создать нам очень неприятные условия быта.
— Эх! Рано я пообещал, что страшного ничего больше на сегодня не планируется! Этих мерзавцев, поднявших руку на мою жену и сестёр, я бы строго наказал.
— Любимый, дело в том, что никакой руки, ни правой, не левой они поднять не успели: верный наш Прохор, с которым ты был незаслуженно сегодня суров, уже готов был с дружиной прийти на помощь. Господ и поместили под надёжной охраной в приготовленные для нас казематы.
Шутки ради мы даже пообещали им ещё более суровые условия содержания. Думаю, это было справедливо: не сажать же в подземелье здоровых мужиков на таких же условиях, как слабых девушек, да притом, что две из них французские гражданки и привыкли к комфорту.
Мы, конечно, всех страстей, что им наобещали, делать не стали: самим хлопотно. А обрили для забавы…и в гигиенических целях.
— Да! Признаюсь, я в затруднении. Что прикажете с этими господами делать?
— Дозволь сказать, Великий Хан. — Поднялся один из дружинников.
— Говори, коли есть что предложить!
— Все мы знаем, Разброс болезненно пошутил с многими из нас. Я вот, долго в конце 20-го и в начале 21-го веков маялся. Вы мня в кафтане, наверное, не признали. Это я с Прошкой барыню похищать ходил и за вами сегодня с ним приезжал. Шофером был, потом перестройка, безработица…Бомжем был — последним побродягой бездомным.
— Это что ли каликой перехожим али изгоем? — поинтересовались дружинники.
— БОМЖ — кратко называют людей Без Определенного Места Жительства. Много таких по Руси сейчас бродит, многие память о себе и прежней жизни потеряли.
— Ты предлагаешь их в 21 век отправить такими вот бродягами беспамятными? — Спросил Фируз.
— На себе испытал: память только в этом доме вернулась. Как они меня опознали, что я из Разброса, не знаю. В себя пришёл, объяснили, что им шофёр нужен и кучер.