Гинзбург Михаил Романович
«ПУТЬ К СЕБЕ»
Научно-популярное издание
Человек устроен из трех частей,
Из трех частей,
Из трех частей.
Хэу-ля-ля,
Дрюм-дрюм, ту-ту!
Из трех частей человек.
Борода и глаз, и пятнадцать рук,
И пятнадцать рук, и пятнадцать рук.
Хэу-ля-ля,
Дрюм-дрюм, ту-ту!
Пятнадцать рук и ребро.
Д.Хармс
Глава 1. Фасилитатор
Получил, значит, Иван-царевич паспорт и прямиком к батюшке. Здравствуй, говорит, царь-батюшка. Я теперь совсем взрослый стал, подавай мне коня — поеду свое счастье искать. Ну, царь туда, сюда — деваться некуда. Дал сыну коня. Мать-царица слезами обливается, рушником утирается. А Иван-царевич вскочил на коня, только его и видели. Едет он, едет, доезжает до развилки трех дорог. На развилке большой камень лежит, а на том камне написано: «Прямо пойдешь в институт попадешь, направо пойдешь — на завод придешь, налево пойдешь — себя потеряешь». Призадумался Иван-царевич…
— Та-ак. Это бабушка моего братца Кольку спать укладывает. Сказку ему рассказывает. Сказку-сказочку. Сколько раз я ей говорил: «Не вставляй ты меня в эти сказки. Сказок, что ли, мало?» А она: «Что ты, Васюта! Да разве я про тебя? Я про Ивана-царевича…» Знаем мы этих царевичей! Паспорт у нее, видите ли, Иван-царевич получает. А в прошлый раз Иван-царевич у нее школу прогулял, а на той неделе Иван-царевич с дискотеки в половине первого вернулся.
Тут-то ему царь-батюшка… Н-да. Мать у него, видите ли, слезами обливается. С чего бы это ей, спрашивается, слезами обливаться? Это пусть у Димки обливается — его опять из школы исключать хотят. А камень-то — смех один! «На завод придешь, в институт попадешь…» Заводом моего отца тридцать лет назад пугали. Не те времена! Старо, бабуля! А это: «Налево пойдешь — себя потеряешь…» Тут бабуля совсем что-то не то загнула: Стареет, видно. В институт-то я, может, и не поступлю, а вот чтобы себя потерять — это дудки. Вот он я — всё на месте, всё при мне. Такие не теряются!
А поглядишь на Васюту — и впрямь подумаешь: не теряются такие, ой, не теряются. Росту в Васюте метр восемьдесят. Почти. Одного сантиметра не хватает. Но он доберет, будьте уверены! И плечами Васюту бог не обидел. На парочку Иван-царевичей в самый раз бы хватило. Накинул Васюта куртку-аляску и вышел в ночь. Ну какая там ночь — десяти часов не было. Но темно уже — ноябрь. Снег мокрый идет, под ногами слякоть. Во дворе пусто. Вышел Васюта к скверику. Там на скамейке всегда кто-нибудь из знакомых сидит, а сейчас — никого. Все подомам попрятались. Задумался Васюта: куда пойти? Прямо пойдешь — там через две остановки кинотеатр. Можно было бы в кино сходить, но последний сеанс уже начался; стало быть, прямо не пойдешь! Направо — за домами — каток, там по вечерам весело бывает, но это потом, попозже, когда зима в натуре придет. А сейчас там даже и свет не горит.
Выходит, и направо нет пути. Налево пойдешь — себя потеряешь… Тьфу ть, привязалось. А все бабка со своими сказочками. Да, так, значит, налево — Дом культуры. Там сегодня вроде бы дискотека. Можно и сходить. Наверняка и из ребят кто-нибудь есть…
— Сходите, сходите, молодой человек. Не опасайтесь. Вы себя не потеряете. Не грозит Вам такая опасность.
Васюта даже вздрогнул. Он и не заметил, что рядом кто-то есть. Посмотрел — стоит возле него человек. Среднего роста, в длинном пальто. Шапка пирожком — такие сейчас и не носит никто. Лица в темноте не видно, но по голосу судя — в годах мужчина. Лет за тридцать. А может, и за сорок. Голос, правда, Васюте не очень понравился. Въедливый такой голос, с насмешечкой.
— Это почему же, Интересно, она мне не грозит? — обиделся Васюта.
— А потому она Вам не грозит, юноша, — нравоучительно заметил незнакомец, — что для того, чтобы что-то потерять, это что-то надо; как минимум, предварительно найти. А Вы его пока еще не нашли. — Чего не нашел? — не понял Васюта.
— Себя не нашли.
— Как это так — себя не нашел?
— А вот так и не нашли… Не знаете Вы себя.
Смешно стало Васюте. Он себя не знает! А кто же его тогда знает? Знает-то его, положим, много народу. Но все же так, как он сам себя знает, никто его не знает и знать не может. Ну кто, скажите, может, знать, что он в шестом классе хотел из дому сбежать, но раздумал? Кто может знать, что раньше ему Лена нравилась, а теперь Наташа?
— Это узнать — невелика хитрость, — заметил незнакомец. Он все стоял рядом, не уходил. — Когда оно мимо Вас идет, у Вас голова, как подсолнух, поворачивается.
Разговор нравился Васюте все меньше. Насчет того, чтобы себя потерять, — это он, положим, мог задуматься и вслух сказать. Но уж сейчас-то он точно ничего не говорил. Что же выходит — этот, в шапке пирожком, мысли его читает, что ли?