— Какую?
Мисявичус пристально посмотрел Алексею в глаза:
— По-честному? Без обмана?
Алексей побагровел:
— Ты за кого меня принимаешь!
— Не горячитесь, — сказал Мисявичус. — Я вижу, что имею дело с честным человеком. Я не могу сам отвезти золото. Это будет подозрительно. Северные жители выезжают редко. Дорога стоит много денег. Вы через месяц заканчиваете свою работу и уезжаете без всякого подозрения…
— И ты мне в карман золота насыпешь?
Мисявичус тоже усмехнулся:
— В карман сыпать неудобно. Я видел у вас, когда первый раз заходил, очень красивый утюг. Еще ваш товарищ смеялся, зачем вы купили такой большой утюг. Вы сказали, что в ларьке были только такие. Вы правильно сказали. Я тоже купил там такой утюг, — и снова пристально уставился на Алексея.
— Ну?..
— Услуга ваша состоит в том, — сказал Мисявичус, медленно выговаривая каждое слово, — вы увезете свой утюг и мой утюг в Иркутск… За это вы получите столько же денег, сколько заработали здесь за четыре месяца.
Алексей захохотал:
— А если не довезу?
— Довезете. Я уже сказал, что считаю вас честным человеком. Кроме того, — Мисявичус многозначительно усмехнулся, — портить отношения в таком деле невыгодно. И опасно. — Он посмотрел на часы. — Ваши товарищи придут еще не скоро. Я успею сходить за своим утюгом.
Глава тринадцатая
И Я ТАКАЯ ЖЕ…
Мисявичус при нем начинил утюги. Вынул нутро, заполнил корпуса утюгов золотым песком и мелкими самородками и залил расплавленной свечкой, чтобы не брякало. Алексей впервые увидел золото в таком количестве и поразился: тусклые шершавые крупицы. Никакого виду! Только что тяжелый, а и не подумаешь, что благородный металл.
Алексей уложил начиненные утюги в чемодан и запер на ключ оба замка.
— Всегда запираете? — спросил Мисявичус.
— Не запираю.
— Тогда не нужно. Не надо вызывать подозрение.
«Подозрение» — гулко, как молотом по стволу, ударило это слово Алексея…
С беспощадной ясностью дошло до самого нутра, что теперь он уже не он и вчерашним друзьям он сегодня уже не друг. Теперь он должен их остерегаться и каждый свой шаг соразмерять, чтоб не вызвать подозрения.
С отвращением и ненавистью посмотрел он вслед Мисявичусу, который, осторожно выглянув за дверь, проворно выскользнул в коридор. Хотелось кинуться за ним и швырнуть ему в спину проклятые утюги…
В одной из кружек осталось еще немного коньяку. Алексей допил его и свалился ничком на койку…
Когда услышал шаги в коридоре, повернулся лицом к стене и укрылся с головой одеялом.
Экскаваторщики вошли разогретые морозом, оживленные, веселые.
«Такой же и я был», — с болью подумал Алексей и с трудом удержался, чтобы не застонать.
Семен Семеныч опустился на табуретку у порога. Спросил, стаскивая с ног настывшие унты:
— Как дела, болящий?
— Его тут опять лечат, — сказал Ленька Соколок. Взял с подоконника бутылку, полюбовался красивой этикеткой и добавил: — Мне, что ли, заболеть?
— Опять этот долговязый, — сказал Шмелев. — И что он привязался к парню?
Алексея под одеялом забила мелкая дрожь.
Разговаривать с друзьями, даже слово произнести было невмочь. Прикинулся спящим. И, как это ни удивило потом самого, действительно вскоре уснул.
Проснулся, когда в комнате никого не было, — видно, ушли ужинать…
Решил было совсем твердо, как только придут ребята, выложить им на стол утюги… Увидел перед собой их лица и закричал в голос. Нет, не смогу… Всю жизнь потом в глаза не взглянешь… Увяз с головой, не вылезешь. Куда ни кинь, нет другого выхода, отвезти эти проклятые утюги, сдать их, чтобы не жгли руки. Отдать и забыть… не было этого, не было! Никаких денег он не возьмет… Провались они, эти подлые деньги…
Потом, когда вернулись ребята, снова притворился спящим…
Ночью метался и бредил.
Один за другим возникали планы и тут же лопались, как мыльные пузыри…
Убежать, убежать, пока еще никто ничего не знает. Только добраться до аэропорта. К утру можно и пешком дойти. И куда-нибудь далеко, далеко… В Среднюю Азию, в пустыню, или на север, на Чукотку… Укрыться от всех… От всех!.. Значит, и от своих… Никогда в жизни не увидеть Фису… Толика…
Или спалить этот окаянный барак вместе с чемоданом и утюгами… Утюги останутся…