— Старый конь борозды не портит!
— Да мелко пашет! — заканчивала Варька, и все в палате, и пожилой завскладом вместе со всеми, весело смеялись.
Улыбался и Алексей, хотя ему-то и не до смеха. На всем теле не было живого места. Но Варька умела как-то особо бережно делать перевязки, ставить примочки и компрессы. И сама ее веселая улыбка снимала боль.
Алексей был ей благодарен за участие, и вовсе неприметно получилось, что она стала очень нужна ему. И он уже ждал ее появления, и тосковал, когда ее долго не было, и, не замечая сам того, расцветал в улыбке, когда она входила в палату.
— Ты, парень, на Варьку шибко не пяль глаза, — многозначительно предупредил его завскладом. — На нее бронь наложена. Не кто-нибудь, сам старший фершал, начальство в лазарете.
— Какое мне до этого дело? — возразил Алексей, но, когда Варька снова вошла в палату, в первый раз взглянул на нее, как на женщину.
Она поняла этот взгляд. И с этого дня возникло между ними еще не осознанное самими, но все крепнущее и уже заметное со стороны влечение друг к другу.
Теперь Варька, войдя в палату, сперва обходила всех остальных, а потом ставила табурет и садилась у изголовья Алексея, но никто в палате не бросал больше им колких шуток.
Варька ни разу не спросила его: «За что сидишь?», хотя он часто с тревогой ожидал этого вполне естественного вопроса. Сначала он относил это к ее душевной чуткости, потом испугался, подумав, что она принимает его не за того, кем он в действительности является. Ведь он лежал в «вольной» палате…
Утвердясь в мысли, что она ошибается в нем, принимает его за вольного, не знает, что он преступник, осужденный за воровство, он упал духом. Упрекал себя за свою трусость, но не мог набраться решимости, чтобы сказать ей всю правду.
Она заметила его подавленное состояние и поняла: что-то невысказанное тяготит его.
И спросила его сама:
— Леша, ты чего-то хочешь сказать мне?
Тогда он решился. Рассказал ей все и признался, как ему стыдно перед ней.
А Варька смотрела на него счастливыми глазами. Потом вздохнула и сказала:
— Глупый… Нашел кого стыдиться! И я такая же…
Глава четырнадцатая
МИМО ДОМА С ПЕСНЯМИ
— И я такая же, — повторила Варька. — Вся и разница: тебе два года дали, а мне три. Два года с лопатой отмантулила… и здесь уже год доходит.
«Ее могло здесь и не быть!…» — почти с испугом подумал Алексей.
И договорил вслух:
— Как же ты?.. Здесь только вольные работают?
Варька мрачно усмехнулась.
— Черенок у лопаты шибко шершавый. Ладошки колет…
Потом потупилась. Сказала безразлично, устало:
— Тяжело очень было. Ну и… пришлось перемигнуться с фельдшером. Сюда перевели.
Алексей отвел глаза.
— Ты и сейчас… с ним?
— Ну да. Отрабатываю.
Варька произнесла это без смущения и без бравады, как будто не было за этим словом второго циничного смысла. Сказала так, как говорят о скучной, приевшейся работе.
— Смотришь, бесстыжая?.. Верно, не стыжусь. Не для баловства, Леша. Очень трудно было… Если кому стыдиться, так тому, кто так любовь добывает… Опять же, и его как винить?..
Пригнулась к уху Алексея, шепнула:
— Он думает, после срока замуж за него выйду.
— А ты?..
И посмотрел на нее с болью и тревогой.
Варька обласкала его взглядом.
— Зачем он мне теперь?
Вечером Варька рассказала ему всю свою жизнь. Трудное детство. Первую любовь. И про то, как попала сюда.
— Сладкой жизни захотелось. Подружка помогла, научила. Вместе с ней работали, в одном магазине. Зинкой звали. Красивая была и жадная. Любовников обирала, на дом копила. Она и придумала. Я еще совсем дура, восемнадцати не было. Материалов в магазине много, шерсти, шелка, цены разные. Ну и мухлевали. Кассирша с нами была заодно. Быстро засыпались. С чеками запутались. Им по восьми лет дали, мне три… И знаешь, Леша, теперь все, считай, позади — хорошо, что так вышло. Пока не втянулась. Теперь, — она резко мотнула головой, — ни в жизнь!.. И вообще решила: ничего втихаря не делать, все в открытую!.. Это я тебе говорю!
Алексей не нашелся, что ответить.
Варька встала и быстро вышла.
На другой день Варька принесла Алексею письмо и, не задерживаясь у его постели, занялась другими больными. Записала у всех температуру, раздала лекарства, старику завскладом сделала укол и после этого подошла к Алексею.
Он лежал хмурый, кусая губы.
— Письмо?
Алексей молчал.
— Чего пишут?
Он протянул ей письмо.