Выбрать главу

Наяву оказалось страшнее. Этим утром Алеста Гаранева впервые допустила мысль о том, что права Конфедерация, а не бабушка – не надо им любви, не надо им тепла, не надо ласки. Убивать таких. А если и не убивать жестоко, то отпугивать так далеко, чтобы вообще не приближались к Стене! От осязаемости величины предстоящего риска ей впервые в жизни захотелось истерить – вернуться домой и кричать, что никуда она не пойдет! И пусть она трус, пусть она предатель и все рухнувшие материны надежды в одном лице, пусть она кто угодно, лишь бы не в Поход!

Но то внутри.

А на лицо Алеста не изменилась – лишь плотно сжала зубы и с отстраненной остервенелостью решила, что драться она научится. По-настоящему, жестоко и больно. Чтобы наверняка.

– Эй, ты что! Ты что?! Изрубишь меня на куски!

Одетая в сползший набок защитный шлем и прижатая к самой стене Ташка выставила перед собой руки и вытаращила глаза.

– Прекрати! Алька, остановись!

Второй деревянный меч уже валялся метрах в трех на полу, ловко выбитый предыдущим ударом, – потная Алеста все наступала.

– Сдаю-ю-юсь! – заверещала подруга так громко, что подоспела тренерша – дернула Альку за плечи, гулко хлопнула по шлему, резко развернула к себе лицом.

– С ума сошла, Гаранева! Меч, хоть и деревянный, но это меч! Поругались, так выясняйте отношения по-другому!

Взмыленная Алька очнулась только сейчас – до этого она видела перед собой не подругу, а «дикого», желающего навсегда ее поработить – и била его, била, била…

– Прости…

Хриплого выдоха из-под шлема не услышал никто. Вокруг них, оказывается, уже собралась толпа – все смотрели на бешеную ученицу – ее потную спину, израненные деревянной рукояткой до пузырей ладони, дрожащие пальцы – шушукались, обсуждали, толкали друг друга локтями.

– Простите, я… забылась.

– Забылась она! Марш в душ, и чтобы сегодня я тебя больше не видела!

Шлем давил виски, форма липла к телу – она остыла и теперь холодила кожу, – ладони зудели, а перед глазами чередовалось то испуганное лицо Ташки, то выпученные глаза «дикого» – я тебя подомну под себя, иди сюда, непокорная баба…

Смущенная собственным поведением и чувствуя себя сбрендившей, Алеста развернулась и зашагала к выходу из зала. Ей действительно нужно остыть, успокоиться, принять душ и унять не на шутку разыгравшееся воображение.

* * *

«…Господь создал мир и других Богов. Он создал нас – женщин, – дабы мы Любовию своей прославляли его, несли в дома уют, воспитывали детей и хранили тепло семейного очага. Он так же создал и мужчин, дабы они славили его трудом, подвигами и благими делами. И никто не повинен в том, что нынешнее поколение мужчин – нечета бывшим праотцам нашим – те были достойны почестей, и потому, храня уважение к далеким корням, Конфедерация оставила новорожденным право именоваться сразу после имени Отчеством, а не Матчеством, как то было бы верно исходя из сложившейся ситуации.

Мы чтим наших далеких Отцов, как чтим и Господа нашего, ибо все в этом мире есть дети его. Ныне матери могут избирать детям то Отчество, которое сочтут наиболее благозвучным, независимо от того, чей это ребенок – мужнин или рожденный от Великой Деи…»

Осознав, что зачиталась совсем не тем, Алька отложила в сторону оставленный кем-то на столе томик «Религии в социальном устрое» и вернулась к газетам.

Она провела в библиотеке уже три часа – искала данные о похищениях «дикими» женщин Общины, – но статистика, словно ловкий жонглер, укрывала цифры.

«Не о чем беспокоиться, – призывали успокоиться статьи, – ситуация под контролем. Пропадают немногие. Почти никто. Редко. Мы работаем над тем, чтобы восстановить порядок и правосудие и однажды свести цифры к нулю…»

Но какие цифры? Скольких похищали на пути к Храму? Многих?

Этот вопрос сделался для Алесты болезненным.

В пустом в этот час зале витало эхо – прохаживался у дальних стеллажей библиотекарь, изредка поглядывал на посетительницу – не начнет ли втихаря рвать страницы книг на память? – потом успокоился, уселся за стол, притих.

От голода ныл желудок; в косых солнечных лучах танцевали пылинки, хотелось чихать, но Алеста домой она не спешила. Вот отыщет данные, узнает правду, а потом отложил в сторону газеты. Потому что если не узнает…