Но и это тоже можно было вынести. Переживания по поводу слишком очевидных успехов братьев компенсировались осознанием собственного высокого статуса. Возможно, Эдвард лучше соображает, как надо управлять поместьями, но поместья-то достанутся ему, Чарли. Не исключено, что Джерард покроет себя славой на поле боя, но почетное право заседать в палате лордов и решать судьбу государства получит опять-таки Чарли. И даже если не удастся проявить блестящий ум и несравненную храбрость, его голос все равно будет услышан, а мнение обретет вес. Чарли убеждал себя, что все прочие составляющие несущественны, и не держал на братьев зла ни за очевидные таланты, ни за откровенное предпочтение герцога. Видит Бог, он не единственный на свете наследник, кому приходится несладко под суровым и требовательным взглядом отца.
Но потом Грэшем встретил Марию.
Однажды, шутки ради, Чарли отправился на сельский бал в компании двух университетских друзей — Ранса и Лонгхерста. Все трое наслаждались несколькими неделями свободы перед большим туром. Да, герцог Дарем наконец-то решил, что сын достоин отправиться в путешествие по Европе — с условием держаться подальше от французского безумия. В зале, до отказа заполненном зажиточными фермерами и местными джентльменами, молодой граф Грэшем и его титулованные спутники сияли подобно трем факелам во мраке ночи. Появление блестящих аристократов отозвалось дружным вздохом всех без исключения присутствующих дам — от пылающих румянцем юных леди до их внезапно встрепенувшихся мамаш. В тот вечер молодому лорду представили такое количество барышень, что он сбился со счета. Танцевал до боли в ногах, а войдя в столовую, чтобы что-нибудь выпить, увидел неземное создание. Мир перевернулся.
Она казалась почти сказочно прекрасной: небесно-голубые глаза, безупречно правильное бледное личико. Темные кудри были перехвачены простой белой лентой, а розовое платье подчеркивало щедрые, аппетитные формы. Но больше всего поразил игриво выглядывающий из-под юбки носок туфельки: он мерно постукивал по полу в такт музыке. Почему такая прелестная девушка не танцует? И вообще, кто она?
Несколько осторожных вопросов помогли утолить любопытство.
— Мария Гроноу, — с видом знатока пояснил Ранс. — Если верить сплетням, то семья несколько сомнительная. И все же… черт возьми, Грэшем, она хороша!
— Да, — согласился Чарли, в открытую рассматривая незнакомку. — Найди кого-нибудь, кто сможет меня представить.
Это была любовь с первого взгляда. Когда он поклонился, Мария мило покраснела и застенчиво улыбнулась. Она согласилась на один танец, но тот, к сожалению, оказался всего лишь старомодной паваной, во время которой и поговорить-то толком невозможно, а от следующего решительно отказалась.
— Леди должна заботиться о репутации, милорд, — пояснила прелестница с загадочной улыбкой и томно взглянула на него. — А джентльмен обязан контролировать намерения.
— Конечно, мисс Гроноу, — согласился граф, уже предвкушая азарт охоты и преследования.
Когда Грэшем нанес визит вежливости, она одарила его кокетливым взглядом и выразила надежду на новую встречу. Он приехал снова — с цветами — и был вознагражден согласием покататься верхом по парку. Миссис Гроноу тоже улыбнулась — в знак согласия, — но эта улыбка не могла сравниться с той, которой Мария одарила его позже, после первого поцелуя, украденного во время долгожданной совместной прогулки. И с этой минуты Чарлз Седрик Спенсер Фицгенри де Лейси, граф Грэшем, старший из трех сыновей герцога Дарема, окончательно пропал.
Месяц пролетел словно в тумане. Влюбленный лорд не пропускал ни единого дня. Дальние поездки верхом сменялись катанием в ландо и даже пешими прогулками по укромным аллеям. Он наслаждался каждой минутой близости, упивался ароматом и вкусом избранницы, шелковой мягкостью ее губ. Мария безоговорочно понимала нежного друга: во время долгих бесед неизменно поддерживала его точку зрения и горячо осуждала каждого, о ком Чарли отзывался неодобрительно. Смотрела так, будто в мире не было никого другого, а он уже не представлял, как сможет жить без нее. Мысли о Марии гнали прочь сон. Мечты о следующей встрече мешали сосредоточиться на разговоре. Каждый поцелуй сводил с ума, каждое прикосновение заставляло пылать от нетерпения, а соблазнительные улыбки распаляли вожделение. Мир стремительно раскололся на две части: в одной, сияющей райским светом, жила Мария, а в другой — темной и холодной — влачили жалкое существование все остальные представители рода человеческого.