— Это очень красиво…
— Ты не хочешь примерить? — Ривлин ободряюще улыбнулся. — Думаю, костюм тебе пойдет. И цвет твой.
Она не могла. Слишком дорого, слишком изысканно.
— Нет, но спасибо тебе. — Мадди надеялась, что в ее словах не будет заметно сожаления.
Словно не слыша ее, Ривлин тут же обратился к владелице магазина:
— Мы все это берем — костюм, сумочку, перчатки, шляпу и шаль. Упакуйте вещи получше, чтобы мы могли унести их с собой, а шаль леди накинет на себя — солнце садится, а я не хотел бы, чтобы она простудилась.
— Слушаюсь, сэр. — Матрона аккуратно уложила вещи обратно в коробку. — Могу я прислать счет вам в отель?
— Но… — начала Мадди.
— Я уплачу прямо сейчас, — сказал Ривлин, не обращая ни малейшего внимания на ее протест, и принялся отсчитывать банкноты.
Когда хозяйка магазина нашла сумму достаточной, она кивнула. Ривлин небрежно вручил ей толстую пачку денег, которую почтенная женщина тут же сунула в карман, после чего принялась упаковывать веши.
Не зная в точности, сколько он на нее потратил, но уверенная, что это значительно больше, чем она может себе позволить, Мадди взяла Ривлина за локоть и, повернув лицом к себе, убедилась, что он no-Прежнему улыбается.
— Если тебе доведется познакомиться с моими сестрами, обещай, что научишь их, как надо покупать платья. Ты не представляешь, сколько дней уходит у них на то, чтобы выбрать одно-единственное. Совещания в примерочной обычно длятся бесконечно, и из-за этого большую часть своего детства я провел, бессмысленно скучая в магазинах одежды.
Протестовать было бесполезно — теперь Мадди это окончательно поняла. Ривлин твердо решил купить костюм, и цена для него не имела значения — дорогая одежда была частью его мира. Единственное, что ей остается теперь сделать — это принять с благодарностью его подарок и не портить ему удовольствие. Мадди подозревала, что Ривлин с очень давних пор не радовался так, как радуется сейчас.
Она стояла и смотрела, как модистка заворачивает отделанную бахромой сумочку в тонкую бумагу и укладывает в маленькую коробку, а маленькая черная бархатная шляпка с лентой и красивыми мягкими перьями казалась Мадди самой лучшей из тех, какие ей доводилось видеть. Шаль светло-коричневого цвета выглядела мягкой и легкой, как облачко. Но самым чудесным для Мадди было то, что блаженное тепло она ощутила благодаря ласковой заботе Ривлина, который сам набросил шаль ей на плечи. — Спасибо, — прошептала она.
— Не за что, — так же шепотом ответил Ривлин. — Ну что, теперь домой?
Домой… Домом для Мадди в последнее время служило место, на котором заставал ее заход солнца. Сегодня она снова проведет ночь в доме Майры, а завтра… завтра бог весть где. Интересно, что чувствуешь, когда у тебя есть собственный дом, который принадлежит только тебе?
— Мадди?
Она с трудом очнулась. Матрона, закончив укладку вещей, объявила, что все готово, и водрузила на самый верх впечатляющей груды свертков коробочку, в которую был уложен ридикюль.
— Если ты откроешь мне дверь, Мадди, мы можем двигаться, — сказал Ривлин, подхватив все это богатство на руки.
Вскоре они уже шагали по Дуглас-стрит. Оркестр играл на балконе одного из зданий в центре города, в увеселительных садах и игорных домах зажигались огни. Звуки фортепьяно и женский смех доносились отовсюду. Мадди заметила, что она единственное существо женского пола на этой улице — все остальные были мужчинами, спешащими обрести вечернюю гавань. Кое-кто из них выглядел явно недовольным, пропуская ее и Ривлина с горой покупок.
Наконец она не выдержала и сказала:
— Ривлин, давай и я что-нибудь понесу.
— Джентльмен не может позволить, чтобы женщина что-то несла в его присутствии.
— Но ведь тебе плохо видно из-за этой груды, ты можешь на что-нибудь налететь и ушибиться.
— Я выносливей, чем тебе кажется.
— Я тоже, — возразила Мадди и поспешила схватить коробку с ридикюлем и шляпную картонку за веревочки, которыми они были перевязаны.
Ривлин поглядел на нее поверх оставшегося груза.
— Ты всегда поступаешь, как тебе нравится?
— Если бы. Тогда я бы подняла шум и все эти вещи остались бы в магазине.
— Почему же ты протестовала не слишком сильно?
Мадди улыбнулась:
— Я видела, что тебе нравится это покупать. Если хорошенько подумать, я поступила, как мне хотелось, и оказалась дважды эгоистичной. У меня есть новое платье, и я имела удовольствие наблюдать, как ты радуешься.
— Вот мы и вернулись к моему вопросу, — рассмеялся Ривлин. — Ты всегда поступаешь, как тебе хочется?
— Я не уверена.
Однако она знала ответ на этот вопрос. Ривлин сказал, что им надо поговорить, — что ж, поговорить, безусловно, придется.
Они уже подошли к заднему входу в дом Майры, когда Мадди спросила:
— Ты все еще хочешь получить честный ответ на свой вопрос?
— А он есть?
Вздохнув, она кивнула. Ривлин поставил вещи на ступеньки и, прислонившись спиной к перилам, сложил руки на груди.
— Полагаю, — начала Мадди, — как федеральная заключенная, я могла бы сказать прежде всего следующее: у меня нет возможности выбора, я обязана поступать только так, как мне велено. Но даже сидя в камере, я имею выбор. Я могу быть трудной, неуправляемой или, наоборот, покладистой и сама решаю, как проводить время, какой мне быть. Это заняло много лет, но я пришла к выводу, что жить ради удовольствия Других — значит напрасно тратить силы: то, что удовлетворяет человека в данную минуту, перестает удовлетворять в следующую. Время от времени я предпринимаю усилия, чтобы быть такой, какой меня хотят видеть, но только в тех случаях, когда это выглядит как путь наименьшего сопротивления; большей же частью я поступаю так, как мне кажется наиболее безопасным и приятным.