Перегибы 1931 года привели к другой крайности — партийные организации многих районов пустили заготовки на самотек. В результате в колхозах, оказавшихся в обстановке крайних продовольственных затруднений, и совершенно экономически не заинтересованных в сдаче хлеба, получили массовое распространение попытки решить для себя продовольственную проблему любыми, в том числе и незаконными путями. Широко распространились хищения хлеба, укрытия его от учета, заведомо неполного обмолота, припрятывания и т. д. Делались попытки заранее раздать хлеб по трудодням, провести его как расходы на общественное питание во время уборочной. Колхозники и колхозы стремились вынести хлеб на рынок, с тем, чтобы использовать высокий уровень рыночных цен, превосходивших не только закупочные, но и более чем вдвое превышавших розничные цены284. По примерным оценкам, оборот колхозных рынков в 1932 году составил 7,5 млрд руб.285 Разница между заготовительными и базарными ценами принесла колхозникам значительную сумму (за 1929-1931 гг. — около 4 млрд руб.)286. Но эту сумму никак нельзя отнести к выигрышу деревни, поскольку она заведомо не компенсировала потери крестьян от сдачи хлеба государству по ценам, далеко не покрывавшим издержки производства.
В ответ на низкий темп хлебозаготовок в наиболее пострадавших от засухи районах были применены репрессии. Выискивали организаторов саботажа хлебозаготовок и отдавали под суд. В районы, неудовлетворительно осуществлявшие заготовку, полностью прекращался завоз каких бы то ни было товаров. Отстающие колхозы заносились на «черную доску», с них досрочно взыскивались кредиты и проводилась чистка их состава287. Тем самым еще более подрывалось и без того нелегкое экономическое положение этих хозяйств.
Комиссия Л. М. Кагановича, действовавшая на Северном Кавказе, прибегала к массовым исключениям из партии. В 17 кубанских районах из 716 секретарей, станичных парткомов и колхозных ячеек половина была исключена. Многие колхозники арестовывались и высылались. Для выполнения плана вывозился весь хлеб без исключения, в том числе семенной, фуражный и выданный на трудодни. Выполнившие план колхозы и совхозы облагались повторными заданиями по сдаче хлеба288.
В результате подобного рода действий было арестовано и выслано несколько тысяч человек. В ходе начавшейся на Украине, Кубани и Нижней Волге досрочной чистки партии на Кубани было исключено 43% проверенных, на Украине — 23%289. Михаил Шолохов, встревоженный этим массовым произволом, обратился с личным письмом к И. В. Сталину, В ответном письме тот, признавая неправильным нарушение законности, в то же время оправдывал его саботажем со стороны колхозников290. Это была та самая логика, которая потом резюмировалась в выражениях: «Дыма без огня не бывает» и «лес рубят — щепки летят». Такое массовое превращение граждан социалистического государства в щепки опробовалось пока только на деревенских полигонах…
А что тут, собственно, было колебаться? Главное-то было сделано: город исправно (почти…) получал хлеб по карточкам, хотя контингент на государственном снабжении вырос в 1932 году на 20% по сравнению с 1931 годом и более чем на 50% по сравнению с 1930 годом291. И не беда, что зимой 1930/31 года в ряде районов снимали часть людей с государственного снабжения, что в 1932 году сократили нормы выдачи хлеба, что привело к волнениям на ряде заводов, — город все равно снабжался чуть получше, чем деревня292.
Не беда, что валовые сборы хлеба все время падали, начиная с 1928 года (если не считать урожайного 1930 г.), зато росли хлебозаготовки и экспорт. И если в 1930 году собрали 771,6 млн ц хлеба, а вывезли на экспорт 48,4 млн ц, то в 1931 году, собрав всего 694,8 млн ц, вывезли 51,8 млн ц293. Правда, с 1932 годом вышла небольшая неувязочка. Если урожай в 1932 году по сравнению с 1931 годом немножко вырос: с 694,8 млн ц до 698,7 млн ц, то заготовки упали с 228,4 млн в. до 187,75 млн ц294.
Однако есть большие сомнения в достоверности данных официальной статистики за 1931-33 годы. Почему разразился голод на селе в 1932-33 годах, если, по официальной статистике, урожай 1932 года был чуть выше, чем в 1931 году, а хлебозаготовки — значительно ниже? Почему, если, по официальным данным, сборы зерна урожая 1933 и 1934 года были ниже, чем в 1932 году, а хлебозаготовки — выше, это не только не привело к голоду, но и позволило отменить продовольственные карточки? Марк Таугер провел обстоятельный перечень сомнений подобного рода и показал, на основе анализа первичной отчетности колхозов об уровне урожайности, собиравшейся Наркомземом, и аналогичных обследований, проводившихся ЦУНХУ Госплана СССР, что данные об урожае 1932 года были очевидным образом завышены, а об урожае 1933 года, напротив — занижены. Резюме его расчетов таково: «расчетная посевная площадь (99,7 миллионов гектаров) сокращается на 7% (по данным ЦУНХУ) до 92,72%, а при умножении на показатель средней урожайности НКЗ (5,4 центнера), мы получаем общий объем советского урожая на уровне 50,06 миллионов тонн, что почти на 30% ниже официальной цифры (69,87%)»295
286
ЦГАОР, ф. 4372, оп. 30, ед. хр. 70, л. л. 28. 33-36. Цит. по:
287
ЦПА ИМЛ, Ф. 17, оп. 26, ед. хр. 54, л. л. 230, 241, 246. Цит. по:
288
РОПА, ф. 7, on. I, ед. хр. 1301, л. 91; ЦПА ИМЛ, ф. 17, ед. хр. 3270, л. л. 117-118; ед. хр. 3274, л. 115; оп. 21, ед. хр. 3274, л. л. 115-116; оп. 26, ед. хр. 55, л. л. 32, 41-42; ед. хр. 54, л. 277. Цит. по:
295