Крестьянство, конечно, понесло значительно большие потери от проводившегося экономического курса, и недовольство в его среде было довольно-таки широким. Однако далеко не для всех слоев крестьянства эта политика имела негативные последствия. Значительные его слои получили выгоды не только в конечном счете, но и непосредственно. Во-первых, это деревенский полупролетариат (бедняки) и пролетариат (батрачество), которые в своей основной массе, несмотря на неурядицы коллективизации, все-таки улучшили свое положение. Некоторые представители полупролетарских и люмпен-пролетарских элементов, проявившие рвение в ходе массовых кампаний 1929-1932 годов, выдвинулись на те или иные руководящие посты в колхозах, в партийных организациях или в Советском аппарате. Некоторые из них при этом смогли поживиться имуществом раскулаченных. Определенная (и весьма значительная) часть среднего крестьянства, оказавшаяся не слишком задетой перегибами 1930 года и произволом хлебозаготовок, в особенности, если волей обстоятельств их хозяйство оказывалось в передовом колхозе (каковые имелись в каждом районе), также имела основания для удовлетворения произошедшими переменами. Наконец, не так уж мало крестьян смогло использовать благоприятную конъюнктуру колхозного рынка и они также не имели оснований жаловаться. Наконец, и крестьянство получило возможность в какой-то мере воспользоваться открывшимися возможностями роста социальной мобильности — перехода в ряды рабочего класса или даже получения высшего образования.
Культурный же уровень крестьянина и связанная с ним низкая степень социальной активности сохраняли у большинства поколениями выработанную привычку не только не ссориться с «властью», но и не высовываться даже в том случае, если какие-либо вопросы выносятся на рассмотрение «мира» (или, по новым временам, общего собрания). Естественно, все это создавало весьма благоприятную социальную почву для господства бюрократии над деревней. Недовольные же, которых имелось немало, подавлялись с помощью репрессий.
5.4. Антибюрократические тенденции и «бюрократическая борьба с бюрократизмом»
Было бы совершенно односторонним взглядом на действительное положение дел изображать начало 30-х годов как период триумфального шествия бюрократии. Помимо уже указанных антибюрократических тенденций в социально-экономических инициативах рабочего класса, резкой критики бюрократизации партии и государства в выступлениях левой оппозиции, существовала довольно мощная линия борьбы с бюрократическими тенденциями, опиравшаяся на еще сохранявшиеся формы работы государственного и партийного аппарата, специально нацеленные на преодоление бюрократизма.
Эта борьба была нацелена — и чем дальше, тем больше, — в основном на крайности бюрократизма, хотя не сошла еще с повестки дня и борьба за расширение пролетарской базы аппарата управления, за расширение участия в его работе трудящихся масс. Но если борьба с безответственностью, волокитой и раздутой отчетностью имела определенные успехи, то на поверхности общественной жизни стали появляться все новые и новые симптомы, свидетельствующие об усилении бюрократических тенденций в управлении экономикой, а вместе с этим и во всей системе государственного управления.
Бюрократизм наиболее наглядно давал себя знать в явлениях отрыва системы управления экономикой от реального положения дел, — отрыва, который создавался самой системой, ориентирующейся уже все более на собственные интересы, нежели на интересы большинства трудящихся. На XVI конференции ВКП(б) едва ли не каждый представитель местных парторганизаций считал своим долгом потребовать включения в пятилетний план дополнительных капитальных вложений для сооружения промышленных объектов именно в данной местности. Фактически весь критический анализ пятилетнего плана, как это заметил В. Я. Чубарь345, свелся к претензиям мест на добавочные капиталовложения. Не отставали от местных органов и ведомства, боровшиеся за свою долю государственного пирога. Ведомственная борьба оттесняла на задний план деловые функции346.
Впрочем, особенно винить места не приходится. Они ведь только следовали той же логике, которой следовал центр — если где-то узкое место, бросай туда капиталовложения, возводи новые предприятия. И если по отношению к требованиям мест центр еще вспоминал об общей ограниченности капиталовложений, то его собственный почин в этом отношении, как я уже показывал, переплюнул все наметки пятилетки. Предупреждение Н. И. Бухарина, что нельзя строить из кирпича будущего, было заклеймено, как правооппортунистическое капитулянтство (хотя, в конечном счете, в 1932 году пришлось пойти на массовую консервацию строек347). Из центра раздавались шапкозакидательские голоса, типа утверждения И. В. Сталина на XVI съезде, что мы выполним пятилетку по многим отраслям за два с половиной года. Пред. Госплана Г. М. Кржижановский заявлял на XVI партконференции: «…я глубочайшим образом убежден, что в этой ставке — 35% снижения себестоимости — мы пошли с большим запасом, что фактически мы эту норму превзойдем»348. Это говорилось в то время, когда пленумы ЦК раз за разом с тревогой констатировали срыв наметок 1928/29 года по снижению себестоимости. Ю. Ларин на той же конференции громогласно требовал запланировать на пятилетку убыстряющий рост производительности труда: на первый год — 17 %, на второй — 18 %, на третий — 19% и т. д.349
347