Система потребительских обществ переживала упадок в связи с переходом на карточное снабжение, систему закрытых кооперативов, закрытьых распределителей и отделов рабочего снабжения, что фактически отдавало вопросы снабжения в ведение администрации предприятий. Розалия Самойловна Землячка указывала на тревожащие ее факты: «Извращение классового существа закрытых распределителей приводит к тому, что некоторые кооперативы берут ставку на первоочередную их организацию при учреждениях…»353. Ее беспокоили также и очевидные издержки сверхцентрализации: «В связи с огромнейшим ростом регулирующей роли госорганов элементы прежних соглашений между госпромышленностью и потребкооперацией (гендоговоров) перестали служить предметом „свободного“ соглашения „сторон“, а стали в плановом порядке заранее определяться органами государственного регулирования. В связи с этим имеет место ослабление интереса к гендоговорам вообще и в том числе к таким вопросам, как обеспечение определенного ассортимента и качества промтоваров, порядок и нормы отгрузки и т. п.»354.
В деревне же кооперативные организации и вовсе стояли на грани распада. Выборные сельские кооперативы были ликвидированы и заменены лавками и магазинами355. Как общественный союз потребителей, созданный для защиты их экономических интересов, потребительская кооперация в городах перестала существовать еще до ее формальной ликвидации в 1935 году. Объемы ее торговых операций, начиная с 1929 года, неуклонно сокращались.
В значительной мере утратила свои позиции и такая массовая организация рабочих, как профсоюзы. Они были сначала фактически, а затем и формально оттеснены от вопросов регулирования заработной платы на предприятиях, сохранив лишь возможность вмешательства в случаях явных нарушений законности. Председатель профсоюза текстильщиков Н. Евреинов бил тревогу уже в 1929 году: «Если в самой широкой, самой массовой, самой демократической организации — в профсоюзах — мы не сумеем выжечь бюрократические извращения, преодолеть отрыв от масс, зажим самокритики, то у нас будет обрезан важнейший путь, главнейший канал мобилизации масс для борьбы с бюрократизмом, для преодоления трудностей социалистического строительства, для вовлечения масс, ибо будет ослаблено самое важнейшее звено от партии к массам»356.
Однако отстранение профсоюзов от реальных экономических функций предопределяло нарастание формализма в их работе, развитие тенденции к превращению профсоюзных комитетов в придаток администрации. Это очень быстро сказалось — в ходе тарифной реформы 1931 года благое намерение покончить с уравниловкой обернулось методами бюрократического нажима на рабочий класс. «В большинстве случаев тарифную реформу пытались проводить в отрыве от проблем технического нормирования и улучшения организации труда»357. В переводе на простой язык это означает, что вопросы совершенствования тарифов пытались решать простейшим путем — завышали нормы и срезали расценки. Если раньше такие попытки время от времени натыкались на противодействие профсоюзов или на «дикие» стачки, то теперь у рабочих была практически отнята и та, и другая возможность.
В систему управления экономикой, и не только в сельском хозяйстве, стали проникать различного рода чрезвычайные меры, имевшие четко выраженную бюрократическую окраску. На XVI съезде ВКП(б) указывалось на то, что режим секретности используется для прикрытия злоупотреблений: «Благодаря приказу, который издала ЦКК о рассекречивании отдельных работ на военных заводах, мы выявили целый ряд безобразий на военных заводах. До этого приказа на военных заводах все было секретно, и там не только не было самокритики, но ее и не могло даже быть. Поэтому в военной промышленности имелись наиболее благоприятные условия для развития всевозможных безобразий и даже вредительства. Массовой работы, массового рабочего контроля там не могло быть»358. Однако в дальнейшем режим секретности был усилен не только на военном производстве, и превратился в надежное средство для парирования всякого контроля снизу.
В. П. Затонский выражал на съезде озабоченность в связи с ослаблением Советов в деревне, отстранением их от хозяйственного руководства: «…Мы все свои основные кампании вынуждены были проводить при помощи системы уполномоченных, а это — худшая из систем, потому что уполномоченные, приезжая на места, вместо организации нормальной советской власти и развертывания нормальной рабочей демократии естественно переводят все на рельсы приказа и ревкомства»359.
353
355