Коллективизация, серьезно ударившая по интересам значительной части крестьянства, и озлобившая многих пострадавших в ходе раскулачивания, привела к тому, что мнимые предлоги для этих репрессий отчасти превратились в реальные. Однако готовых предлогов, чтобы повернуть репрессии против массы своих соратников по партии, еще не имелось, и даже убийства С. М. Кирова оказалось недостаточно, ибо к нему невозможно было пристегнуть всех потенциальных противников. И тогда Сталин пошел на развязывание поистине всеобщей истерии по поиску «врагов народа», лиц, связанных с «врагами народа», не проявивших бдительность к «врагам народа», или недостаточно активно боровшихся с «врагами народа».
Чем шире развертывалась кампания доносительства и террора, чем больше вовлекалось жертв в ее орбиту, тем больше оказывалась оснований расширять круг вовлеченных. Обвинений во вредительстве или в антисоветской контрреволюционной деятельности оказалось для этого уже недостаточно, и в ход пошли «измена родине» и «террористическая деятельность». За исключением небольшого круга представителей верхушки партийно-государственного руководства (по отношению к которым Сталин персонально испытывал ревнивые опасения — отчасти небезосновательно), эта кампания не была направлена против конкретных личностей. Было необходимо создать атмосферу страха и всеобщей подозрительности, при которой самая мысль о каких-либо выступлениях против Сталина была бы парализована.
То, что при таком подходе жертвами «большого террора» стало множество искренних сторонников самого Сталина, его особо не волновало. Главное, что цель была достигнута. И, когда нарастающая волна доносов и арестов, оговоров и самооговоров арестованных, и на этом «основании» — вновь арестов, стала грозить развалу всей системе партийно-государственного управления, Сталин выступил в роли благодетеля, остановившего кровавые чистки, и поставил к стенке некоторых из тех, кто верно исполнял его руководящие указания по разоблачению «шпионов» и «убийц», взвалив на них ответственность за развязанный им самим террор.
Политическая цель была достигнута. Те факты, что в стране посеяно недоверие к руководителям и специалистам, что взаимная подозрительность, доносительство и сведение счетов получили широчайшее распространение, что кадры хозяйственников, инженерно-технических специалистов, военачальников, а также кадры разведки и контрразведки, выполнявшие действительную работу по защите СССР, в значительной степени обескровлены, были лишь «допустимыми издержками» политического успеха.
Было бы заманчиво объявить этот кровавый погром просто контрреволюционным переворотом. Однако это был весьма своеобразный переворот. Трагизм ситуации заключается в том, что жертвы этого переворота сами участвовали в создании системы, при которой партийная верхушка могла назначать и низвергать руководящие кадры, в том числе и выборные, оставаясь в рамках своих полномочий (хотя подчас и пренебрегая некоторыми формальностями). Другое дело, что для осуществления этой небывалой кадровой чистки были сфабрикованы дела о «контрреволюционных преступлениях», чтобы превратить большую часть руководящего аппарата партии и Советского государства во «врагов народа».