Таким образом, эта реформа отличалась половинчатостью, не доходя даже до тех уровней применения рыночных отношений, которые были характерны для Югославии с конца 50-х годов и Венгрии с 1968 года. Но главным ее пороком была принципиальная бесперспективность. Уже югославский особый путь показал, что соединение плановых и рыночных начал может давать серьезный экономический эффект. То же самое показал позднее и китайский опыт. Успехи Венгрии были далеко не столь впечатляющи. Однако, если нас заботит не только темп экономического роста, но и развитие социалистических производственных отношений, то одним только поиском баланса между плановыми и рыночными началами проблема не решается. Именно в Югославии пытались выйти за рамки дихотомии «план или рынок», предприняв определенные шаги по развитию принципов производственного самоуправления. Однако эти шаги оказались достаточно ограниченными и в любом, случае не выходили за рамки отдельных предприятий (по тогдашней югославской терминологии — организаций объединенного труда, ООТ).
Ни венгерские реформы, ни наша реформа 1965 года нисколько не касались участия работников в делах организации производства. Они дали лишь некоторый временный экономический эффект, но к прогрессу социалистических производственных отношений или к достижению целей, поставленных в третьей программе КПСС, никакого отношения не имели.
Гораздо более далеко идущие китайские реформы помогли КНР добиться впечатляющих экономических успехов. Но их вклад в построение «социализма с китайской спецификой» состоит лишь в том, что получила развитие материально-техническая база производства, что создает дополнительные предпосылки для формирования в перспективе социалистических производственных отношений — однако само по себе современное китайское экономическое развитие движением к социализму не является.
Не всякий экономический рост может рассматриваться как ведущий нас к общественному прогрессу, или, тем более, к прогрессу социалистических общественных отношений. К нему ведут такие сдвиги в материальной основе производства (т. е. в производительных силах), которые способствуют укреплению социального равенства, преодолению оснований для классовых различий, и созданию условий свободного всестороннего развития человека. Как же с этим обстояло дело в СССР 60-х — 70-х годов XX века?
Советская экономика была не только далека от преодоления противоположности между физическим и умственным трудом. Она не обеспечивала сколько-нибудь серьезных успехов даже в изживании ручного неквалифицированного труда. Например, автоматические линии составляли в конце 70-х годов всего лишь 6% от общего объема оборудования, при этом ручным и малоквалифицированном трудом было занято более половины всех работников материального производства (50 млн человек)8. В то же время средний уровень образования рабочих к началу 80-х гг.-достиг 9 лет обучения.
Попытки снова испробовать известные по 30-м и началу 50-х годов XX века формы, позволявшие расширить экономическую самостоятельность микроколлективов (бригад, звеньев) и усилить материальную заинтересованность занятых в них работников, не получили широкого распространения. И безнарядные звенья в сельском хозяйстве, и бригадный хозрасчет в промышленности и строительстве давали хорошие результаты, но их распространение натыкалось на нежелание руководителей расставаться с привычными административно-командными методами управления, и считаться при принятии хозяйственных решений с интересами трудовых коллективов.
Движение за коммунистический труд, первоначальные шаги которого были во многом окрашены в искренний энтузиазм, в желание своими руками приблизить наступление светлого будущего, вскоре окончательно выродилось в казенный формализм. По данным ВЦСПС на 1 января 1972, в движении за коммунистическое отношение к труду (по индивидуальным социалистическим обязательствам) участвовало 42 462 тыс. человек (50,3% работающих). 19,6 млн человек удостоены звания ударника коммунистического труда (46,2% общего числа участников движения за коммунистическое отношение к труду)9. Такой широчайший охват, явно не соответствующий наличию реальных ростков коммунистического отношения к труду, свидетельствовал о практически полной бюрократизации этого начинания, превращении его в игру идеологическими символами, лицемерный характер которой был ясен всем ее участникам.
8
История. Под ред. Самыгина П. С. 7-е изд. Ростов-на-Дону: Феникс, 2007. http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/history3/17.php
9