Выбрать главу

«Перестройка» оказалась последней неудачной попыткой превратить официальную идеологию, давно ставшую ложью, в правду. Ведь невозможно одни и те же социалистические лозунги, долго служившие средством обмана масс, в одночасье превратить в программу практических действий. Бюрократия в этом вовсе не была заинтересована, и даже те немногие из ее рядов, кто искренне пытался сделать что-то в этом направлении, не могли уже рассчитывать на то, что отравленные систематической ложью идеи вдруг приобретут всеобщее доверие.

Это была одна из важных, но не единственная причина того, что лидирующим в борьбе с бюрократизированным строем СССР оказалось антисоциалистическое движение.

Приход капиталистической системы оказался неизбежным, поскольку она была единственной реально существующей альтернативной системой, соответствующей достигнутому уровню производительных сил, и к тому же занимающей господствующие позиции в мировом хозяйстве. Она также создавала прочную иллюзию соответствия стремлению большинства насытить свои вещно-денежные потребности. Кроме того, всем была очевидной неспособность тех фракций бюрократии, которые цеплялись за сохранение старых порядков, к сколько-нибудь конструктивной работе. Интересы же трудящихся на деле не собирались защищать ни те из номенклатуры, кто хотел капиталистической эволюции, ни те, кто выступал против нее.

На развалинах СССР была создана экономика, которая может быть охарактеризована, как вариант модели полупериферийного капитализма, и которая характеризуется значительной утратой экономических позиций, завоеванных во времена СССР. При всех недостатках и слабостях советской модели, она, с точки зрения прогресса производительных сил общества, оказалась более прогрессивной, чем ныне господствующая. Но почему на постсоветском пространстве не возник «передовой капитализм» или, скажем, успешная «гибридная модель», подобная той, какая сформировалась в КНР?

Потому что новый господствующий класс, возглавивший рыночные реформы, образовался не путем формирования конкурирующей со старой элитой новой контрэлиты, как это обычно происходит при переходных общественных процессах, революционных по своей глубине. Наша беда заключалась в том, что новый господствующий класс образовался в основном из худших элементов разложения старой советской бюрократии, из людей, утративших идеалы, и приобретших вместо них одну лишь жажду наживы, но воспитанных с глубоким врожденным чувством кастового превосходства над рядовым «совком» и «быдлом».

Что касается такой проблемы, как международные условия гибели советской системы, то наиболее кратко эти условия можно определить как образование исторического разрыва между попыткой социалистических преобразований в СССР и вызреванием объективных предпосылок для такой попытки во всемирном масштабе. Дело здесь не столько в самом факте изоляции СССР и «мировой системы социализма», а в том, что эта изоляция была предопределена объективными тенденциями всемирно-исторического процесса. В таких условиях борьба мировой капиталистической системы против вызова со стороны альтернативной системы имела все шансы на успех. Внутренние противоречия советского «социализма», корни которых лежали в объективной невозможности складывания новой, более прогрессивной, чем капитализм, социально-экономической системы социализма без достаточных материальных и экономических предпосылок, да еще и в национально-ограниченных рамках, позволили капиталистической системе сыграть на этих противоречиях и ускорить гибель Советской державы. Хотя материальные предпосылки социализма в СССР к тому времени были несравненно более зрелыми, чем в 1920-е или 1930-е годы, были утрачены многие экономические и социально-политические предпосылки социализма. Советский «реальный социализм» до самых последних дней своего существования так и не нашел выхода из тисков сковавшей его сталинской модели.