Во-вторых, К. Маркс не столь однозначно трактовал принадлежность земледельческой общины к первобытной (первичной) или архаической формации: «Земледельческая община, будучи последней фазой первичной общественной формации, является в то же время переходной фазой ко вторичной формации, т. е. переходом от общества, основанного на общей собственности, к обществу, основанному на частной собственности. Вторичная формация охватывает, разумеется, ряд обществ, основывающихся на рабстве и крепостничестве»3.
Таким образом, Маркс склонялся к тому, чтобы трактовать социально-экономический строй большей части пореформенной России (т. е. строй общинного крестьянского земледелия) как все еще переходный к вторичной формации, — несмотря на длительный период господства крепостнических отношений и начинающийся рост капитализма. Однако это ни в коем случае уж не первобытный родовой строй, как о том писал Энгельс.
Что же происходит с этим переходным общинным фундаментом российского общества далее? Энгельс был прав в том отношении, что на протяжении последней трети XIX и начала XX века в России постепенно разворачивается капиталистическая социальная революция, сильный толчок которой дали реформы 60-х — 70-х годов XIX века и в первую очередь крестьянская реформа. Однако и в начале XX века эта революция была еще весьма далека от своего завершения. Капиталистические производственные отношения охватили меньшую часть общественного производства. Промышленный переворот затронул лишь весьма узкий уклад фабрично-заводской промышленности, охвативший примерно 10-15% занятых. Крестьянское землевладение примерно на 80% оставалось общинным (что, впрочем, составляло уже менее половины от всего землевладения). Вовлечение крестьянства в отношения товарного производства, хотя и прогрессировало, но все еще затрагивало меньшую часть крестьянского производства, а многочисленные слои крестьянства затрагивало совершенно поверхностно — уклад их экономической жизни оставался добуржуазным. В товарной части аграрного сектора господствовало помещичье хозяйство, во многом основанное на полуфеодальных, или, точнее, докапиталистических методах эксплуатации крестьянства (отработки за долги, кабальная аренда)4.
Тем не менее, разложение общины зашло достаточно далеко, чтобы уже не мог осуществиться прогноз Маркса об использовании общины как базы для социалистического преобразования русского общества. Поэтому социальные движения в Российской империи приобрели весьма сложную окраску. Для одних на повестке дня стояло продолжение капиталистической социальной революции, и использование буржуазной политической революций как рычага назревших социальных преобразований. Для других, наряду с этим, важнейшее значение имел протест против капиталистической эксплуатации наемного труда. Наконец, для третьих антибуржуазный протест был окрашен в тона патриархальной реакции против разлагающего влияния капитализма.
К 1905 году задачи буржуазной революции в области политической и юридической надстройки не были достигнуты ни в чем существенном (за исключением земского самоуправления и суда присяжных). «Либеральный» монарх Александр II весьма жестоко расправлялся с претензиями на завоевание политических свобод и социальных прав, а его преемник, Александр III, был еще более тверд в своей «охранительной» (по отношению к неограниченному самодержавию) политике. Правда, революция 1905-1907 гг. все же принудила монархию обзавестись некоторыми конституционно-парламентскими декорациями, были сделаны некоторые шажки вперед в отношении свободы печати и свободы союзов5.
Неудовлетворенность сложившейся ситуацией испытывали все: и буржуазия (в том числе и мелкая), которая желала освободиться от стеснительных пут сословной монархии и всех ее атрибутов (в том числе общинных ограничений), и пролетариат, искавший разрешения острых противоречий, именовавшихся тогда «рабочим вопросом», и патриархальное крестьянство, страдавшее от малоземелья и искавшее спасения от разлагающего влияния капиталистического рынка. Эти стремления переплетались и накладывали отпечаток друг на друга, создавая взрывоопасную и крайне запутанную революционную смесь.
4
Все это очень хорошо показано в работе:
5
Однако до буржуазной республики было еще очень далеко — и не случайно. Какая может быть буржуазная республика в стране, где уже заложены основы капитализма, но экономический строй которой в основном еще остается добуржуазным? Примерная такая, каким был буржуазный парламентаризм на Юге США вскоре после освобождения рабов или парламентарная система в Латинской Америке в это же время.