А ведь отказ от авантюризма позволил бы вести работы более обдуманно, без горячки, не неся потерь из-за запаздывания оборудования, нехватки стройматериалов, отсутствия проектов, текучести рабочей силы, не омертвляя гигантские средства, а направляя их на такие участки, где они могли бы дать наибольший эффект в кратчайшие сроки. Эта возможность не была использована. Незавершенное строительство, составлявшее в начале пятилетки 31% к объему капиталовложений, в 1932 году подскочило до 76%45. В результате Серго Орджоникидзе вынужден был осторожно заметить: «Первая пятилетка дала нам огромное количество новых строек, мы их ввели, но у многих из этих строек есть неполадки и по сей день…»46.
Недостатки в области планирования и осуществления капитального строительства вытекали из общих недостатков плановой работы, в которую все больше проникали элементы канцелярщины, грозившие превратить ее в игру бюрократических амбиций. Пред. СНК РСФСР С. И. Сырцов с тревогой говорил на XVI съезде: «Такие помехи, как длительное прохождение планов, запоздалое доведение их до предприятия, параллелизм в составлении планов, множественность инстанций, проверяющих и утверждающих планы, и прочее, разумеется, представляют собой чрезвычайно большое препятствие для осуществления тех колоссальных задач, которые стоят перед нами. При этом большим злом, которое партия еще не сумела преодолеть, является то, что работа каждого руководителя, каждого учреждения в значительной мере отдается ведомственной борьбе, а не самой работе»47.
С. И. Сырцов понимал неизбежность отдельных диспропорций в период коренной технической и экономической реконструкции народного хозяйства, но твердо указывал на необходимость не допустить их чрезмерного обострения, ведущего к подрыву героических усилий пролетариата48.
А диспропорции в экономике складывались весьма серьезные. Недооценка трудностей освоения капиталовложений, овладения новой техникой, неполное использование мощностей как новых, так и старых предприятий из-за нехватки сырья и конструкционных материалов — все это привело к падению фондоотдачи, особенно в 1931 и 1932 годах49, предопределило невыполнение плановых заданий по росту производительности труда. При плане прироста производительности труда на 110% за пятилетку фактически она выросла на 41% в годовой выработке и на 61,1% — в часовой (разница объясняется тем, что в связи с переходом на 7 часовой рабочий день средняя продолжительность рабочего дня сократилась за первую пятилетку с 7,6 часа до 6,98 часа)50.
Такой просчет с определением реальных возможностей роста производительности труда привел к тому, что для выполнения заданий пятилетки по объему производства пришлось привлекать в промышленные отрасли значительно больше рабочей силы, чем первоначально предполагалось. По плану численность рабочих в промышленности должна была возрасти за пятилетку на 33%51. На самом же деле она возросла с 8,7 млн чел. в 1928 году до 17,8 млн чел. в 1932 году, т. е. более чем вдвое52. Особенно значительным был сверхплановый приток работников в строительство и лесное хозяйство: по плану численность работников в этих отраслях должна была возрасти на 45% за пятилетку, фактически же выросла в 4,3 раза53.
Такой рост рядов рабочего класса покрывался в основном притоком из деревни. При общем приросте числа рабочих и служащих за пятилетку 12,6 млн чел., 8,6 млн чел. из них или 68,2% пришли из деревни54. Приток крестьянства в ряды рабочего класса по отношению к среднегодовой численности рабочих и служащих составлял ежегодно 13-18%55. В результате доля рабочих со стажем до 1 года в общей их численности составила: в 1927-29 годах — 11-12 %, в 1930 году — 23,5 %, в 1931 году — 27,6 %. Численность рабочих со стажем до 3-х лет составила: в 1929 году — 31,5%, в 1932 — 56,4%56. Если учесть, что даже до первой пятилетки значительная часть рабочих сохраняла связь с деревней, а около 20% из них в 1926-1929 годах имели в деревне землю, станет ясно, насколько усилился вес патриархальных и мелкобуржуазных элементов в рабочем классе.
50