— Где письмо? — шепотом спросил он.
— Иди сюда, — сказала она.
— Куда?
— В дом. Ко мне...
А что, если это ловушка? Если она его выдала и от нее потребовали привести его к себе, чтобы он не мог оказать им сопротивления? Встретив еще раз печальный взгляд ее глаз, он перешагнул высокий порог. Пока она запирала дверь, он шел по темному коридору, держа наготове револьвер, а подойдя к комнатушке Мериам, резким движением распахнул дверь. В ту же минуту знакомый голос заставил его оцепенеть, протянутые руки с безумным отчаянием сжали его в объятьях.
— Это ты? Ты? — повторял он, не веря своим глазам, и целовал залитое слезами лицо Неды. — Ты отважилась?
— Да, эта добрая женщина... только благодаря ей… — потянув его к свету, проговорила Неда. — Где она?
Он оглянулся, прислушался. Мериам осталась за дверью.
— Она стережет нас, — сказал он. — Но расскажи мне все. Как ты...
— Нет, сперва расскажи все ты! Ты ранен? Куда? Серьезно?..
Он засмеялся.
— Садись. Ничего серьезного. Даже не болит уже, вот тут, в плечо. Ерунда!
Она хотела посмотреть рану.
— Потом! — сказал он. Его черные глаза, не отрываясь, глядели на нее. — А если бы я не был ранен, ты пришла бы сюда? — спросил он.
— О Андреа! — прошептала она, как тогда у старого колодца.
И, как тогда, они снова пустились бродить по лабиринту любви, делились своими мечтами. Что их ждет впереди? Они поженятся, несмотря ни на что, пусть только придут освободители. Она говорила: «Я стану учительницей, как ты, Андреа! Я могу и языки, и литературу преподавать...» Снова и снова возвращались они к своему чувству, снова повторяли вечные, никогда не насыщавшие их слова: «Любишь меня?» или «Только твоя, твоя!»
Они сидели рядом на постели в тепло натопленной комнате. Оба столько дней и ночей стремились друг к другу, мучительно предвкушая блаженство, которое было для них запретным, что поцелуев им было уже недостаточно.
Он расстегнул ее пальто.
— Андреа! — прошептала она, и он не понял, корит его она или зовет?
Но губы ее ждали, и вся она ждала — и он вдруг сжал ее в объятиях и, задыхаясь, проговорил:
— Чего мы ждем? Ты моя! Моя ты, да?.. Так чего же…
Он целовал ее и лихорадочно расстегивал корсаж. Сгорая от стыда, она повторяла.
— Та женщина войдет... — И инстинктивно отталкивала руку, а губы ее и все ее тело тянулись к нему.
— Вот она... идет! — с ужасом воскликнула она, потому что из коридора донеслись звуки шагов.
— Почему околачиваешься в коридоре, — послышался писклявый голос папаши Жану. — Что у тебя, работы нет, что ли?
— Я как раз жду работу, — ответила Мериам.
Шаги удалились.
— Что это за люди? Почему они говорят по-французски? — испуганно спросила Неда, закрыв лицо руками.
Андреа приподнялся, но не ответил ей.
— Что это за люди?— настаивала она.
— Не спрашивай меня... — сказал он и подумал: «Вот куда я ее привел! Ее — такую чистую. В публичный дом, на эту грязную постель — кто только не лежал здесь с Мериам? Да и я сам... До чего же все это отвратительно! Неужели я хочу ее испачкать, приравнять к той? Нет, нет! Не здесь, нет!»
Сделав над собой усилие, чтобы рассеять ее смущение, он сказал с шутливой заговорщической улыбкой:
— В самом деле, ведь сюда может кто-нибудь войти!
— Ты мне ничего не говоришь, кто она?
— Несчастная женщина, — сказал он, и ему показалось, что за дверью в темном коридоре плачет Мериам.
— Но она хорошая, Андреа. Я это чувствую!
— Да. За мною гнались. Мне пришлось здесь укрыться — другого выхода не было.
Неда поднялась. Отведя назад руки, она застегивала корсаж и слушала его.
— Помочь тебе?
— Нет, нет, — улыбнувшись со смущенно-счастливым выражением золотисто-янтарных глаз, сказала она. Но тут же добавила: — Ох, никак не могу среднюю пуговку...
Он притянул ее к себе, наклонился, чтобы застегнуть пуговку, а губы его то пробегали по рассыпавшимся русым волосам, то обжигали ее точеную шею, а она тихонько и все также смущенно, счастливо смеялась, пока вдруг не опомнилась и испуганно не обратилась к нему:
— Я совсем позабыла сказать тебе самое страшное... про награду