— Скажите ей завтра утром, что награда за поимку Будинова удвоена. Скажите ей, что во всех домах будет производиться обыск. Она испугается и пойдет его предупредить...
— А вы прикажете, чтоб за нею проследили, да?
— Все, что потребуется, будет сделано.
— Но я еще раз прошу вас, майор! Только бы с нею ничего не случилось... Отец мой...
— Вы, похоже, не верите моему слову! — усмехнувшись, сказал Сен-Клер.
Разве его интересовала сестра Филиппа! Важно было поймать Андреа Будинова! И не только потому, что он был соучастником в шпионаже своего брата и поджигал один за другим военные склады, но главное потому — Сен-Клер был фаталистом, — что наконец оборвется непрерывная цепь неудач, которые в течение месяцев преследовали его.
— Ну что же, до свидания, Задгорский! — сказал он неожиданно и резко свернул в первую же улочку, ощутив вдруг острую потребность побыть в одиночестве.
Глава 21
Неда переживала мучительный нравственный кризис. Слишком много всего обрушилось на нее сразу. Ее терзала совесть, она просто изводила себя, пытаясь ответить на вопрос: честна ли ее любовь к Андреа или преступна. Она считала, что поступила дурно, что кругом виновата. Нервы ее были напряжены до предела.
Когда брат сообщил ей насчет удвоения награды и о предстоящих обысках, она выслушала, не глядя на него, будто все, что он говорил, нисколько ее не касалось.
Домашнее хозяйство ее тяготило. Она не видела в нем ничего привлекательного, но занималась им теперь с упорством, нарочно выбирала себе самую трудную и унизительную работу, истязая себя этим. В то же время она ясно сознавала, что все это бесполезно — ничто не могло заглушить ее нравственных страданий.
Заканчивая сейчас стирку и изо всех сил выжимая над корытом тяжелые мокрые простыни, она снова вела с собой тот мучительный разговор, который предшествовал ее счастливой встрече с Андреа, придавшей ей решимость сообщить консулу о своем отказе. А потом пришла ужасная весть о Сесиль. С этого часа и начались у нее угрызения совести.
Отец молчал и даже не глядел на нее. А когда она заглядывала себе в душу, ища хоть какую-то опору, перед нею вдруг вставал вопрос: почему его укрывает та женщина?.. Она многократно припоминала все подробности — задний двор, через который они шли, темный коридор, комнатушку, разговор по-французски, доносившийся до нее из-за двери, то есть все, что тогда воспринималось как во сне, — она вспомнила все это и поняла. Поняла, где она была и почему эта женщина укрывает Андреа... И это так ее потрясло, что Неда до сей поры никак не могла опомниться.
Она всегда старалась не думать о прошлом Андреа. Говорила себе: ведь он мужчина. Да и себя оправдывала за мимолетные, безобидные поцелуи Хайни и Фрицла и за не такие уж безобидные поцелуи Леге. Но вот она осязаемо столкнулась с этим очень близким прошлым; оно внушало ей отвращение, но самым гнусным ей показалось то, что она сама готова была отдаться Андреа в той самой комнате, на той же самой постели... Несмотря на испытываемое унижение, она даже и это простила бы ему, если б ее не мумии вопрос: а что происходит там сейчас? Там, в той комнате, куда он постоянно приходит, с той женщиной, на той постели... И это как раз тогда, когда она сама причинила столько горя другому... И возможно, невольно, из-за какого-то фатального стечения обстоятельств послужила причиной гибели... Нет, она не хотела думать... Не надо вспоминать про Сесиль. Но каждый раз ее мысль возвращалась к ее маленькой подружке, и она, вся в слезах, с ненавистью думала об Андреа и о себе самой... Ей хотелось расспросить, как все произошло с девочкой, чтобы знать, чтобы увериться... В чем увериться? Отец упорно молчит, от брата тоже ничего не добьешься, а миссис Джексон знает только самый факт. Но Неде казалось, что она найдет успокоение, как только узнает все подробности этого ужасного происшествия.
Но и это было не самое страшное. Самым страшным было то, что сразу же после рождественских праздников, то есть через каких-то десять дней, брат намеревался увезти ее через Константинополь в Вену, и она должна была оставаться там до конца войны, а возможно, там ее еще насильно выдадут замуж. Да, все было так сложно, так все переплелось, что она не видела никакого просвета.
Неда сложила выстиранное белье в корзину и отправилась развешивать его. Ее остановила Тодорана.
— Не выходи, душенька! Ты же вспотела, еще заболеешь.