— А что же делать с ними? Ведь они будут спрашивать?
Сен-Клер иронически поглядел на него.
— А это вы уж решайте сами, — сказал он. — Ваши люди арестовали их дочь. Она должна здесь остаться... Но это не относится к ее близким, особенно к брату... Я высказал вам свои соображения. А что касается нашей узницы, то прошу вас придерживаться моих распоряжений.
Джани-бей кивнул с оскорбленным видом, подождал, пока Сен-Клер выйдет, взял с полки приготовленный чубук и сердито задымил. Все эти дела были слишком сложными, запутанными для его прямолинейного ума. И этот англичанин, которого он терпеть не мог, еще больше их запутал. Вот сейчас что делать ему с этими двумя гяурами? Принимать их или не принимать? Молодой — верный человек. А старик? Старик... Он не мог определить, что представляет собой старик, потому что мало знал его. Знал только, что он человек с деньгами, ведет крупную торговлю, представляет в городе иностранные фирмы и вообще водится с иностранцами.
— Введи их, — сказал он Идрису, который терпеливо и безучастно ждал. Но тут вспомнил о сбивших его с толку словах Сен-Клера, что младший Задгорский человек полезный, и со злостью отменил свое распоряжение: — Приведи только отца!
О чем мне говорить с ним? Ну да ладно, по крайней мере смогу его прогнать, ежели язык распускать станет.
Идрис вышел, чтобы привести просителя, а бей, дожидаясь его, устроился на миндере. «А ведь верно, если бы не сын этого чорбаджии, мы, пожалуй, не смогли бы узнать, что доктор Будинов шпион... Аллах! Странный человек. Такой врач — и шпион! Если бы тогда он не приехал, Эсма погибла бы! Какие только чудеса не бывают на свете! Вот от него никак не ждал! Эх, если его поймают, виселицы ему не миновать. Гяуры все одинаковы, — рассуждал Джани-бей, глядя на дымок своего чубука, и вдруг подумал, что давно уже не навещал своей любимой сестры. — Этот баран, ее муж, что-то пересаливает с американкой! А не решил ли он взять ее себе в гарем? Только этого не хватало! Разве мало хлебнула горя Эсма с Кериман, сколько же придется ей пережить, ежели появится еще и третья! Да такая, что всех забьет! — возмущался Джани-бей, хотя у самого в гареме было четыре жены. — Нет, я прижму Амира. Одно дело — просто так, но про гарем и речи быть не может...»
Звук отворяемой двери прервал его размышления.
Вошел Радой. Он был бледен, его ястребиные глаза лихорадочно блестели. Но выражение лица оставалось строгим, полным достоинства. Только рука его слегка дрожала, когда он, приблизившись, нарочно по европейскому обычаю протянул ее Джани-бею. Бей не стал с ним здороваться за руку. Радой сделал вид, что не заметил этого. Он поклонился почтительно, но сдержанно.
— Зачем явился? — нетерпеливо сказал Джани-бей.
— Чтобы пожаловаться, бей-эфенди.
— Что? Пожаловаться?
— Какие-то люди, выдав себя за ваших агентов, арестовали мою дочь.
— Было такое дело, чорбаджия.
— Я не понимаю вас, бей-эфенди.
— Я приказал арестовать ее.
Радой притворно-удивленно развел руками и вперил острый взгляд в начальника полиции.
— Не понимаю... Это какое-то недоразумение!
— Хорошенькое недоразумение! — воскликнул бей. — Если она не скажет, где тот... Ты знаешь, мы женщин вешаем другим способом!
У Радоя подкосились ноги.
— Бей-эфенди! — произнес он глухо. — По правде сказать, я не понимаю, о ком ты говоришь. Кого должна выдать моя дочь? Кто он? Ничего не понимаю, бей!
— Так ли? На, прочти тогда! — Джани-бей схватил со стола и сунул ему в руки какую-то бумагу.
Радой и вправду не понимал, для чего он ему ее дал.
— В сумке ее нашли. Письмо от него. И вот ее дневник. Записывала в него все... Мы его прочитаем. Увидим, чему учат своих дочерей наши богатые подданные...
Радой не видел ни дневника, ничего не видел... Он отвел письмо подальше от своих дальнозорких глаз и стал читать. Он читал, как ненавистный ему Андреа любит его дочь. «Из-за него, подлого, она и попала в тюрьму», — думал он и проклинал Андреа, проклинал ее, и себя, и Джани-бея, и весь белый свет.
— Да ведь на записке и числа никакого нет, — как утопающий за соломинку ухватился он за это. — Прошу прощения, все это скорее детские выдумки, бей... и разве может клочок бумаги быть доказательством их любви... К тому же вам известно, бей-эфенди, что она помолвлена с французским консулом. А это, знаете...
— Знаю, чорбаджия! Знаю даже больше, чем ты думаешь!
«Значит, уже узнали. Но я во что бы то ни стало должен вырвать ее отсюда. Только как, как?» — лихорадочно проносилось в мозгу Радоя.