— Прошу вас, бей! Какие новости вы принесли нам?
— Важный приказ его высокопревосходительства...
Приказ? Снова какая-нибудь нелепость!
— Витторио! — послышалось сверху.
— Паоло, скажи маркизе, что я занят... Так это приказ, бей? И уже консулам? — заметил он, не скрывая насмешки.
— Вот, — сказал капитан Амир и жестом, выдававшим его раздражение, протянул маркизу конверт, облепленный зелеными восковыми печатями.
— Благодарю. Садитесь, покурите, пока я буду читать.
Амир взял сигару, но не сел.
— Я тороплюсь, — сказал он.
Позитано сразу же заметил в нем перемену. Сейчас он все сильнее ощущал ее. Амир проявлял нетерпение. Они теперь как никогда спешат, посмеивался Позитано, неторопливо разламывая большие печати и вскрывая конверт.
Он прочитал:
— «Его превосходительству консулу Итальянского королевства... — Маркиз пропустил как всегда общие места. — Принимая во внимание создавшуюся обстановку и приближение неприятеля к Софии, — читал он дальше, — а также в соответствии с новыми стратегическими планами турецкого командования... Вам надлежит сегодня же вечером оставить город». Иначе говоря, бежать!
— Значит, вы уезжаете, бей? — не удержавшись, спросил он, подняв на Амира глаза.
— На все воля аллаха, — скромно ответил Амир.
— Да, война есть война! — заметил Позитано и продолжал читать. «Всем иностранцам, прибывшим или проживающим в городе, надлежит присоединиться к армии...» Есть такие, есть!.. «Всем иностранцам...» Это я уже читал. «...прибывшим или проживающим в городе, надлежит присоединиться к армии вместе со всем своим имуществом, которое они сумеют взять с собой, до наступления темноты. Сразу же после отхода последних войсковых частей, которые в настоящее время ведут арьергардные бои по ту сторону реки, город будет подожжен, чтобы в руки неприятеля не попали военные склады. Настоящим правительство Его Императорского Величества Султана снимает с себя в дальнейшем всякую ответственность за безопасность живущих в городе Софии подданных дружественных нам держав».
— Да-а... — протянул потрясенный Позитано и уставился на Амира. — Город будет подожжен! Все сгорит! Нет, нет, это не укладывается в моей голове... И вообще, я отказываюсь выполнять приказ вашего коменданта!
Амир презрительно передернул плечами.
— Как вам угодно.
— Как мне угодно?.. Вы только это можете сказать?.. Как мне угодно!
— Он касается не только вас.
— Как раз поэтому... Да, да!
— Нам не легче, — сказал Амир. — Вы приедете в Константинополь и снова станете консулом... А меня вы не спрашиваете, куда я денусь? — вспыхнул он вдруг. — Разве мой дом, мои дети не здесь?
— Но ведь это не причина для того, чтобы поджигать город! Зачем? Неужели его превосходительство не знает, что в разгар зимы это верная гибель для людей. Это бесчеловечно! Европа этого не...
— Тут не Европа, — оборвал его Амир, махнул рукой и, не простившись, вышел из консульства.
Что же теперь делать? Что? Позитано стоял посреди маленького салона бледный, одеревеневший от охватившего его ужаса. «Пожар... Нет, не только пожар! В их складах хранится столько снарядов, патронов, что все просто взлетит в воздух! Нет, нет! Если об этом узнает Джузеппина... Несчастная, у нее и без того нервы... А куда идти, когда такой холод и снег? Нас здесь сто шестнадцать человек. Что им сто шестнадцать человек, когда они весь город хотят сжечь? Нет, надо что-то предпринять. Который час? Два. До шести четыре часа».
— Бепа... Бепа! — крикнул он, кинувшись к лестнице. — Я должен срочно уйти ненадолго.
— Что-о?!
— Уйти надо срочно... Крайне необходимо, дорогая... Сию же секунду.
— Все на столе, неужели ты не понимаешь?
— Раз это необходимо, значит, необходимо!
Он едва удержался, чтобы не рассказать ей. «Нет, ей еще нельзя говорить об этом. Без меня она тут просто сойдет с ума. Через полчаса я вернусь, и тогда...»
— Через полчаса буду дома... Я отлучусь только на полчасика, — крикнул он жене.
— Иди! — сказала она. — Когда это бывало, чтоб ты вовремя сел за стол... Иди!.. Куда ты отправляешься?
— К Леандру... К Вальдхарту. Нет, нет, только к Леандру, — объяснял он ей, одеваясь с лихорадочной поспешностью.
***Леге передал по телеграфу прошение об отставке и также по телеграфу получил сообщение, что отставка его принята и на его место за неимением другого кандидата назначен Морис де Марикюр. Де Марикюр питал большое уважение к бывшему шефу и вопреки настоянию своей жены переехать в свободные комнаты консульства не сделал этого. Тем более что Леге, его мать и мадемуазель д'Аржантон рассчитывали после рождественских праздников выехать в Париж.