— Кто? Скажи его имя!
— Как? Опять вслух? — Дяко в ужасе замотал головой, зажал рукой рот. — Что со мной? Я думал, меня лечат...
— И будем тебя лечить. Скажи, кто дал тебе сведения?
— Сведения? Да он сам. Я уже отчаялся и сказал им... «Опять я говорю! Не могу удержаться...»
— Имя его! Имя!
— Имя... Его имя... Нет! Нет!
Обезумевший от ужаса, Дяко вскочил на ноги, замахал руками. Коч-баба прыгнул на него, но он его отбросил. В руке у него был нож горбуна.
— Берегитесь!
Кто это крикнул? Все бросились врассыпную. Тот, кого он принимал за Тымрышлию, — в самый дальний угол.
— Не стрелять! Его нужно взять живым! — раздался повелительный голос Сен-Клера.
Страдальческая гримаса исказила лицо Дяко, казалось, он вот-вот зарыдает или же разразится горьким смехом. Вдруг он приставил нож к своей окровавленной груди и изо всех сил вонзил его в сердце.
Глава 14
Под вечер, закончив последнюю в этот день операцию, доктор Климент Будинов, выполняя свое обещание, отправился к миссис Джексон, то есть в хорошо ему знакомый дом соседей Задгорских. Американка, вероятно, забыла о своей просьбе — у нее был в гостях генерал Бейкер. Проскучав несколько часов на заседании (том самом, о котором маршал Мехмед Али условился по телеграфу еще из Константинополя), Бейкер улизнул оттуда к Маргарет пить чай. Они много курили и оживленно разговаривали, о ее первой корреспонденции, которую она набросала вчерне, вернувшись из лазарета.
— А, это вы! — сказала она, когда Филипп ввел врача в затянутую дымом комнату. — Входите! Право, у человека столько обязанностей, что для заботы о здоровье не остается времени.
— Я мог бы и завтра, сударыня...
— Нет, зачем же, прошу вас!..
Маргарет представила мужчин друг другу — фамилию Климента она, конечно, забыла, но Филипп подсказал — и с улыбкой обратилась к генералу:
— Валентайн, пожалуйста, посидите в соседней комнате, хорошо? Господин Задгорский, надеюсь, составит вам компанию.
— Почту за честь, — немедля отозвался Филипп.
Маргарет и Климент остались одни. Стараясь держаться с нею, как он обычно держался со своими пациентами, Климент спросил:
— На что жалуетесь?
Она молчала, возможно, припоминая, что говорила ему в лазарете. Потом поглядела на дверь в соседнюю комнату, откуда доносились голоса мужчин, и пожала плечами:
— Ничего определенного, доктор! Когда дышу, ощущаю тяжесть.
— Будьте любезны, сядьте... Откройте рот. Против света, пожалуйста.
Он посмотрел ей горло, посчитал пульс, оттянул нижнее веко. Эти обычные прикосновения сейчас почему-то его смущали, и он старался ни излишней торопливостью, ни медлительностью движений не выдать чувств, с которыми сюда пришел. Его стесняли и мужчины за стеной. Он не ожидал увидеть их здесь. И хотя было вполне естественным встретить у миссис Джексон ее спутника и молодого хозяина дома, Климент почему-то усмотрел в их присутствии обидное пренебрежение к его собственной персоне.
— Вы, оказывается, учились в России? Да? — спросила вдруг американка.
Он быстро заглянул ей в глаза; вспыхнувшая в нем подозрительность мгновенно связала ее приглашение с этим неожиданным интересом к его прошлому и сразу же отодвинула его увлечение куда-то на задний план.
— Удивляюсь, что вам это известно, сударыня...
— Да как-то зашла речь...
— Кто был так любезен вас осведомить?
Она небрежно махнула рукой, но он настаивал:
— Может быть, господин Филипп Задгорский?
— Не помню. И это неважно, — сказала она, окидывая его взглядом кокетливым и в то же время испытующим. — Мне интересно услышать, что думает о войне болгарин, учившийся в России. Любопытство журналистки!
— Но я вас разочарую, сударыня. Я только врач, особого интереса к политике не питаю. Я жду мира, потому что ежедневно вижу страдания...
— И больше вы мне ничего не скажете?
Он пожал плечами.
— Может, вы боитесь? — сказала она с шутливым вызовом.
— Вас?
Она рассмеялась. Рассмеялся и он, хотя нервы у него были натянуты до предела. В самом деле, зачем она его выспрашивает? Кто-то ей поручил это? Сен-Клер? Не взял ли тот его уже на заметку?
— Раз вы уж так настаиваете... хорошо, госпожа Джексон! Признаюсь, лично мне война дала кое-что полезное.
— Да?.. — Она не спускала с него умных глаз.
— Доктора Грина, сударыня.