— Конечно, — согласился Портер. — Но не хочу тебя обнадеживать. Как правило, в тех делах, которыми я занимаюсь, счастливых концовок не бывает.
Томас попрощался с Паркером на стоянке у теннисного центра, сел в машину и поехал обратно в Джорджтаун. Припарковавшись на тротуаре, он заметил, что в доме горит свет. Он уезжал в такой спешке, что забыл его погасить. Теперь снег падал крупными хлопьями. За то время, пока Томаса не было, выпало не меньше дюйма.
Он закрыл машину и двинулся к крыльцу. Он не слышал, как она подошла, — заметил ее только тогда, когда она дотронулась до его локтя.
— Эй.
Тера застала его врасплох. Не зная, как реагировать, он довольно долго просто смотрел на нее. Слова не шли с языка. На ней были черные кожаные сапоги и приталенное пальто до колен в черно-белую клетку. Шею закрывал малиновый шелковый шарф. В ушах сверкали маленькие бриллиантовые сережки. Тера, без сомнения, была самой элегантной женщиной из всех, кого он знал.
— Что ты тут делаешь? — наконец выговорил Томас.
— Я тебе звонила, но никто не брал трубку. Я хотела тебя видеть. — Ее голос был мягким и обволакивающим. Не сводя с Томаса глаз, Тера взяла его за руку. — Я соскучилась.
Томас вспомнил о гостеприимстве:
— Ты конечно, зайдешь? Выпьем чего-нибудь.
Они вошли в прихожую. Тера сняла пальто. Под ним оказалась облегающая красная водолазка и темно-серая юбка. Она была в темных колготках; на шее красовалась нитка крупного жемчуга.
Она прошла на кухню и осмотрелась. Раньше ей не приходилось бывать у Томаса дома.
— Мне нравятся такие старые дома, из коричневого кирпича, — заметила она. — Все очень красиво. Здорово получилось.
Томас вытащил из холодильника для вина бутылку бургундского, достал из ящика штопор и откупорил ее. Он действовал механически, думая при этом совсем о другом. Несмотря на то что он не хотел этого, его неодолимо влекло к Тере.
Он налил вино в два бокала и передал один ей. Они уселись на диване у окна в гостиной. На улице неслышно сыпал снег.
— Ты как будто далеко, — сказала Тера. — С тобой все в порядке?
Томас сделал глоток вина. Вкус был глубокий, терпкий, насыщенный, и он немедленно ощутил приятное тепло внутри.
— Да, в порядке.
— Мне жаль, что тебя не назначили в группу по работе над апелляцией.
Томас подумал, не сказать ли ей про Юнгера, решил, что не стоит, и пожал плечами:
— Партнеры вольны поступать так, как считают нужным. C’est la vie.
Она бросила на него острый взгляд:
— Что-то случилось. Я чувствую.
«Что-то — это мягко сказано», — подумал Томас.
— Да все нормально, — ответил он. Лучше уж грубо соврать, чем пускаться в объяснения.
— Не хочешь поговорить об этом?
— Не особенно.
Она замолчала, прихлебывая вино. Разговор не клеился. Ее сережки поблескивали в свете уличного фонаря.
— Зачем ты это делаешь? — вдруг спросила Тера.
— Делаю что?
— Почему ты здесь со мной?
Ответ был очевиден: потому что она пришла сама и дожидалась его возле крыльца. Но Томас понял, что на самом деле вопрос гораздо глубже.
— Не знаю, — ответил он. — Мне нравится твое общество.
Ее глаза сверкнули, но он не понял, от гнева или от слез.
— Хочешь, чтобы я ушла? — тихо проговорила она.
Ну вот. Наконец. Главный вопрос этого часа. Вопрос, ответа на который Томас не знал. Да, он хотел бы, чтобы она ушла. Нет, он не хотел, чтобы она уходила. Он хотел, чтобы его жизнь вернулась обратно, но это было невозможно. Он хотел бы, чтобы его перестали преследовать призраки прошлого. Ему просто необходимо было тепло, прикосновение тела к телу, единение, близость, которая рождает страсть. Но перед его мысленным взором стояло совсем другое лицо. Не Теры, а Прийи — то, каким оно было раньше. Лицо девочки, навсегда покорившей его сердце в аудитории в Кембридже, в то время как ее отец, профессор, читал студентам лекцию о квантовой физике. Лицо женщины, зачавшей и родившей от него дитя.
Тера поставила бокал на стол и придвинулась ближе. Потом села к нему на колени. Ее губы оказались в паре дюймов от него.
— Я не хочу уходить, — прошептала она.
Она поцеловала его, и он не мог не откликнуться. Он забыл об ультиматуме Юнгера. О своей бывшей жене и умершем ребенке. В голове не осталось ни единой мысли. Боль перестала терзать сердце, отступив под натиском отчаянного желания. Сейчас могло действовать только тело.
Но в данную секунду этого было достаточно.
Он проснулся. Вокруг было темно. Тера спала рядом. Под потолком лениво крутился вентилятор. Лопасти едва шевелились. Он вспомнил, что случайно нажал на выключатель, когда Тера втолкнула его в спальню. Тут же явились воспоминания обо всем, что последовало за этим, необыкновенно яркие и отчетливые, но Томас не мог думать об этом сейчас. Сознание вновь вернулось к нему, чувство вины подняло голову.