Прийя снова замолчала. Ветер слегка шевелил ее иссиня-черные волосы. Томасу нестерпимо захотелось протянуть руку и коснуться ее щеки, но он сдержался. Наконец Прийя снова заговорила:
— Когда я была маленькой, мой дед часто приводил меня сюда. Мы смотрели на город, и он показывал мне здания, которые ему принадлежат. Отец ненавидел, когда дед так делал. Он никогда не хотел того, чем владел дед. Единственным, что его всегда интересовало, был человеческий разум и его возможности. — Она сделала паузу.
Томас молчал. Он знал, что Прийя еще не выговорилась.
— Ты никогда не поймешь, чего мне стоило поступить так, как я поступила. Оставить свою семью, нарушить волю отца, пересечь океан и выйти за тебя замуж. Я сама до конца не осознавала этого, пока не вернулась домой. Не уверена, что отец когда-нибудь простит меня.
Слушая ее, Томас невольно удивлялся тому, как трезво она рассуждает и ясно выражает свои мысли. В последний раз, когда они разговаривали, Прийя была на грани нервного истощения — испуганная, задерганная, раздражительная. Иногда у него складывалось впечатление, что она просто бредит. Казалось, Индия вернула ей расположение духа, хотя под внешним спокойствием Томас видел глубоко спрятанную печаль.
— Как твоя бабушка? — спросил он. Тема была более или менее безопасной.
— Она имеет лучший уход, какой только можно купить за деньги. Но ей уже много лет. Отец, видимо, жалеет, что мы так долго прожили в Англии. Столько времени потеряно.
— Я так понимаю, профессор невысокого мнения обо мне.
Прийя покачала головой.
— Я не знаю, какого он о тебе мнения. Он о тебе не говорит.
— Я никогда не буду индийцем, — заметил Томас. — Это невозможно изменить.
— Это не важно. В любом случае у него свое мнение, а у меня свое.
— Он заставит тебя развестись со мной?
Прийя замерла. Он видел, что вопрос причинил ей боль.
— В индуизме, если женщина выходит замуж за мужчину, она отдает себя ему на семь жизней. Мой отец во многих отношениях светский человек, но не в данном случае. В это он верит. Вряд ли он предложит мне развестись.
— Он не считает, что мы никогда не были женаты по-настоящему?
— Возможно, и считает. Но мы совершили саптапади и дали друг другу клятвы. Даже если церемония не была традиционной или полной, он не может этого отрицать.
— А для тебя? Для тебя она была полной?
Она секунду помолчала, и сердце Томаса замерло. Он мысленно обругал себя за то, что действует слишком быстро. С Прийей всегда было так. Без малейшего усилия или даже желания она вытягивала из него слова, о которых он жалел впоследствии.
— Да, — наконец сказала она. — В этом я никогда не сомневалась.
Томас выдохнул.
— И что это означает для нас?
— Что все сложно.
Он ждал, что она добавит что-нибудь, но Прийя опять замолчала.
— Мы можем увидеться еще раз?
Она обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
— Мне нужно подумать об этом.
Томас кивнул. На большее надеяться было трудно.
— Можно я хотя бы провожу тебя до шоссе?
— Конечно. — Она чуть заметно улыбнулась.
Они медленно пошли по дорожке парка. Деревья отбрасывали на траву кружевную тень. Томас слушал, как шелестит ветер в ветвях, и думал об их бесконечных прогулках в Кембридже, вдоль берегов реки Кам, среди ив и дубов, и позже, по лесам Виргинии. Их любовь всегда казалась фантастичной, почти невозможной. Учитывая всю невероятность шага, который они попытались совершить, — соединение двух рас, двух культур, двух цивилизаций — было бы наивно думать, что судьба подарит им счастье, не подвергнув при этом испытаниям.
Они выбрались на шоссе. Томас поймал такси для Прийи и еще одно для себя самого.
— Мне было очень приятно увидеться с тобой, — сказал он и сам удивился силе своих ощущений.
Прийя улыбнулась уже шире, но ничего не ответила.
— Ты ведь подумаешь о том, что я сказал, да? — спросил Томас.
Прийя забралась в машину.
— Подумаю, — ответила она.
Томас проводил взглядом удаляющееся такси, надеясь, что Прийя оглянется. Она не оглянулась. Он постоял еще немного. Машина скрылась за поворотом. Томас обернулся к ожидавшему его таксисту.
— Черчгейт-стейшн, — сказал он.
В среду утром Джефф Грийер сообщил сотрудникам новость. Адвокат Сухира нажал на кнопки в суде сессионных судей, и заседание по вопросу освобождения Сухира под залог назначено на сегодня на одиннадцать часов. Адвокат был связан с бандой Раджана и являлся настоящим виртуозом по части игр с законом. Он хотел, чтобы слушание прошло как можно раньше, и без труда добился своего.