Она нашарила в сумке телефон. В этот момент Канан нажал на тормоз и грузовик остановился. Ахалья быстро спрятала телефон в складках чуридара и огляделась. Они стояли возле высокой стены, вдоль которой тянулся длинный ряд маленьких грязных домишек. Улица была плохо освещена и совершенно безлюдна, за исключением трех мужчин, которые тут же подошли к грузовику. Самый молодой вскарабкался в кузов.
— Вам нечего бояться, — заявил он, склонившись над девочками. — Если будете делать, что вам скажут, то вам не причинят вреда. — Он заметил сумку Ахальи и протянул руку. — Ну-ка, что тут у нас?
Ахалья прижала сумку к груди. Ни секунды не колеблясь, парень ударил ее по лицу. Боль обожгла Ахалье щеку, и во рту появился соленый вкус крови. Зита заплакала. Насилие было таким грубым и неожиданным, что Ахалья, в полном шоке, отдала ему сумку.
Парень вывалил ее содержимое на пол кузова, подобрал деревянную шкатулку и открыл замок. В свете фонаря блеснули драгоценности.
— Канан, старый хорек! Посмотри-ка, что ты нам принес! — возбужденно проговорил он, вытянув из кучи одно из ожерелий Зиты. — Тебе покровительствует сам Ганеша, не иначе.
— Очень хорошо. — Канан повернулся к толстяку с рябым лицом. — Тогда можешь удвоить мою плату. — Толстяк угрожающе нахмурился, и Канан сразу же сбавил обороты. — Ну ладно, ладно. Удвоить — это слишком. Пусть будет пятьдесят процентов.
— Договорились. — Толстяк отсчитал купюры. — Теперь убирайся отсюда.
Молодой вытащил девочек из кузова. Канан запрыгнул в кабину, завел двигатель и в мгновение ока скрылся из вида, подняв облако пыли.
Молодой взял за руку Зиту, а толстяк ухватил за плечо Ахалью. Третий, мужчина в очках и с серебряными часами, пристроился сзади. Сердце Ахальи билось так сильно, что готово было вырваться из груди. Похитители втолкнули их в темный коридор и повели вверх по лестнице. Дверь в квартиру была открыта. Над входом висел амулет хамса[6], защищающий от дурного глаза.
Девочек впихнули в гостиную. На диване сидела полная женщина в сари и смотрела телевизор. Она мельком взглянула на них и снова прилипла к экрану. Молодой парень и толстяк обменялись рукопожатиями с мужчиной в очках, которого они называли Чако. Толстяк что-то тихо сказал ему, Чако ответил. Ахалья сумела разобрать только, что толстяк обещал вернуться завтра утром.
Чако попрощался со своими напарниками, закрыл дверь на две задвижки и повернулся к девочкам. Лицо его было непроницаемо.
— Хотите есть? — спросил он.
В желудке у Ахальи заурчало. На протяжении всего дня ей не приходила в голову даже мысль о еде. Она посмотрела на Зиту и неуверенно кивнула. Чако коротко приказал что-то толстухе на тамильском, она бросила на Зиту и Ахалью еще один взгляд, на сей раз яростный, и неохотно потащилась на кухню.
Через несколько минут она появилась, держа на подносе две тарелки с дымящимся рисом, нутом и картофельным чатни и кувшин с водой. Девочки жадно набросились на еду. Все было слишком острым, а вода противно теплой и нефильтрованной, но Ахалье было уже все равно. Нужно было как-то протянуть время до тех пор, пока они не останутся одни. Тогда она сможет позвонить сестре Наоми.
После ужина Чако приказал Ахалье и Зите сесть на диван рядом с его женой. Толстуха была поглощена каким-то ток-шоу. Мама никогда не разрешала им смотреть такие программы. Гостем передачи была тамильская кинозвезда, а главной темой — ее последний фильм, слащавая мелодрама, действие которой разворачивалось на фоне гражданской войны в Шри-Ланке.
Ахалья сидела на диване возле Зиты и невидящим взглядом смотрела на экран. Она просто отказывалась верить в происходящее. За один день вся ее семья погибла, а их с Зитой похитили. Чего хотят от них Чако и его жена? Здесь есть и другие пленницы или они первые? Ахалья припомнила, что Канан получил от толстяка плату. Значит, они уже проделывали это раньше. Но для чего? Какова их цель?
Ток-шоу длилось час. После него Чако переключил телевизор на новости. Ахалья и Зита замерли. На экране появились кадры разрушений, причиненных гигантскими волнами на всем побережье Индийского океана. На руках у сотрудников гуманитарных организаций плакали дети, которых цунами сделало сиротами. Причитали и завывали женщины. Целые поселения лежали в развалинах — волна, появившаяся словно из ниоткуда, сровняла их с землей.
6