Джон Дальтон, великий физик, которому мы обязаны современным представлением о том, что материя состоит из атомов, открыл это явление на собственном примере. Он рассказал о нем в 1794 году в научной статье с сенсационным заголовком, отразившим его собственное изумление: «Необычные случаи цветовосприятия» (Extraordinary Facts relating to the Vision of Colours).
Дальтон кажется изумленным почти до такой же степени, как если бы он первым открыл существование левшей и правшей. Но при чтении его рассказа становится понятно, отчего это недопонимание длилось тысячелетиями.
С точки зрения современной науки история довольно проста. Наше восприятие цветов объясняется наличием у нас в сетчатке специализированных клеток, которые называются колбочками. Нормальный человеческий глаз располагает тремя типами колбочек, чувствительными соответственно к синему, зеленому и красному свету. Да, мы видим широкий спектр оттенков цветов, но только через относительную пропорцию синего, зеленого и красного в их составе. (Вот простая причина, по которой на мониторах эти три базовых цвета сочетаются в каждом пикселе.) Но Дальтон был носителем генетической мутации. У него было только два типа колбочек. Не хватало колбочек, чувствительных к зеленому, что мешало воспринимать некоторые оттенки. Например, ему было очень сложно отличить голубой от розового. Только вот Дальтон вырос в мире, где никто не мог представить, что такое возможно. Худо-бедно он научился называть все те цвета, которые называли другие, составил о них собственное представление и убедил себя, что действительно их видит. Он видел мир в цвете, не подозревая, что ему чего-то не хватает.
История, рассказанная Дальтоном еще до изобретения слов, позволяющих это явление объяснить, похожа на комедию абсурда.
Дальтон начинает свой рассказ с признания: всю жизнь ему казалось, что названия цветов выбраны неверно. Когда кто-то использовал порой слово «красный» вместо слова «розовый», Дальтону это казалось нелепым. Розовый для него походил на голубой, но точно не на красный. Но он ни разу не осмелился никому это сказать.
В 1790 году Дальтон заинтересовался ботаникой. Ему было сложно различать оттенки цветов, но это не слишком его шокировало. Он просил других помочь. Когда он выяснял у них, розовый цветок или голубой, то им казалось, будто он издевается. Он это видел, но не понимал почему, и никогда не углублялся в этот вопрос. В глубине души он привык к странности всех разговоров об оттенках. Непонимание могло бы длиться вечно, если бы осенью 1792 года Дальтон не открыл герань с совершенно необыкновенными свойствами.
Предполагалось, что эта герань розовая. Но при свете солнца она казалась небесно-голубой. Пока ничего необычного: для Дальтона эти два цвета были очень близки. Но когда Дальтону пришла мысль взглянуть на герань при свете свечи, то растение стало красным, приобретя цвет, уже ничем не напоминавший розовый.
Дальтон был настолько ошеломлен, что позвал друзей полюбоваться на чудесную герань. Когда друзья сказали, что в его герани нет ничего интересного, Дальтон был весьма озадачен. Единственным человеком, который вроде бы понимал его, был родной брат. Так начались экспериментальные работы Дальтона по восприятию цветов, позволившие ему выявить дальтонизм и его наследственный характер.
У этой «необыкновенной» истории три морали.
Первая мораль такова: между исходным восприятием и тем, что мы думаем, что видим, лежит огромное поле для маневра. Дальтон считал названия цветов странными, но это не помешало ему принять их и истолковать по-своему. Он выстроил собственную цветовую шкалу, разумеется, непохожую на шкалу человека без дальтонизма, но вряд ли более бедную. Поразительнее всего оказалась его сверхчувствительность к оттенку, отделяющему розовый от красного. Он воспринимал этот оттенок ярче, чем человек с обычным зрением, подобно слепому, у которого развивается повышенная чувствительность к прикосновениям и звукам (мы вернемся к этому через несколько страниц).
Вторая мораль касается процесса научного открытия. Сила Дальтона не в огромном мастерстве рассуждения, а в способности почувствовать, что тут что-то идет не так, и не бросать дело, пока все не станет ясно. До того, как стать большим научным открытием, это было лишь причудливым впечатлением. На протяжении десятков тысяч лет миллиарды дальтоников испытывали то же странное ощущение, не в силах облечь его в слова.
И вот третья мораль. Мы можем долго сосуществовать с людьми, которые не видят того, что видим мы, но так этого и не осознать. Причина крайне проста: мы не можем заглянуть внутрь их головы и в буквальном смысле не видим того, что видят они.