Чтобы развеять сомнения, ФБР решило тайно проконсультироваться с Биллом Тёрстоном, в то время директором Института математических исследований в Беркли.
При чтении манифеста Тёрстон не сомневался ни секунды. Ему моментально стало ясно, что текст был написан математиком.
Не знаю, на что опирался Тёрстон, чтобы сделать такой вывод. Прочитав манифест, я был особенно поражен последними абзацами. После того как Качинский на протяжении десятков страниц обрушивал на читателя категоричные суждения, он внезапно указывает на хрупкость безумного творения, которое сам же и строил 25 лет:
«ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ КОММЕНТАРИЙ
231. На всём протяжении данной статьи мы делали неопределённые заявления […] также некоторые из наших заявлений могут быть совершенно неверными. […] И, конечно, в исследовании подобного рода в значительной степени приходится полагаться на интуитивное суждение, которое иногда может быть ошибочным. Так что мы не заявляем, что эта статья отображает больше, нежели грубое приближение к истине».
Понятие истины – средоточие тревог Качинского. Современным философам он ставит в вину как раз «атаки на истину и реальность».
Но что такое истина? Как Качинский может утверждать, что его манифест лишь грубое приближение к ней, и в то же время считать себя вправе убивать во имя этой истины? Возможно, он хочет намекнуть, что истина доступна лично ему, пусть даже он не изложил ее полностью в своем манифесте?
Признавая пробелы в своей аргументации, Качинский, похоже, убежден, что он прав, а весь мир – нет. Он не в состоянии привести полное доказательство, но его это не волнует: для него все очевидно. Он сконструировал себе убеждения и организовал их в согласованную систему, где другим больше нет места.
Когда он узнал из прессы, что одна из его бомб впервые унесла человеческую жизнь, и жертву «разорвало на куски», он, судя по всему, порадовался этому в дневнике вот так: «Великолепно. Вот гуманный способ кого-то устранить».
Все это оставляет тревожное ощущение. А что, если Качинский, воспользовавшись математическими методами, довел себя до столь ошеломляющего уровня радикальности?
В том, что способ перепрограммирования интуиции может в итоге оказаться опасным, нет ничего удивительного. В конце концов, банальной овощечисткой или ножом для устриц тоже можно порезаться так, что окажешься в больнице.
По мнению психиатра, осматривавшего Качинского перед судом, тот страдал параноидальной шизофренией. По мнению Качинского, этот диагноз – политическое преследование. Он считал, что находится в здравом уме. Его адвокаты хотели выстроить защиту на его недееспособности, но он отказался от этой стратегии и предпочел признать свою вину.
Параноидальный бред – близкий родственник математического рассуждения. В некотором роде это его злой близнец. Многие люди склонны их путать. Тем не менее существует очень простой критерий их различения. К этому мы еще вернемся.
«Что должен делать математик?»
В 2010 году, за два года до смерти, Биллу Тёрстону все еще не давала покоя трагическая судьба Теда Качинского.
Он не пожалел времени, чтобы написать подробный ответ на вопрос, заданный на совместном сайте математического сообщества MathOverflow. Вопрос поступил от пользователя под ником muad, по всей видимости, неуверенного юного студента. Он был озаглавлен «Что должен делать математик?».
Muad задается вопросом, как он может способствовать развитию математики. Ему кажется, что «математика создана такими людьми, как Гаусс или Эйлер», остальные могут лишь попытаться понять их работу, и это понимание не принесет ничего нового. Он опасается, что в математике уже нечего открывать таким людям, как он, нормальным, «без особых талантов».
Редкий студент математического факультета не задавался подобными вопросами. Ответ Тёрстона предлагает весьма радикально сменить точку зрения:
«Продукт математики – ясность и понимание. Не теоремы как таковые».
«Мир не страдает от избытка ясности и понимания (это очень мягко говоря)».
«Истинное удовлетворение, которое может дать математика, – учиться у других и делиться с другими. У каждого из нас есть ясное понимание нескольких тем и лишь смутное понимание многих других. Нам всегда будут встречаться идеи, нуждающиеся в прояснении».
Тёрстон определяет математику как совместный проект человечества, направленный на понимание и обмен информацией, а не как поиск вечных истин. Без человеческого понимания у теорем нет никакой ценности. Всем плевать, кто именно первым продемонстрировал тот или иной результат. Важен смысл, которым мы наделяем эти результаты. Настоящая математика – живая, и она присутствует в каждом из нас.