В заключение всего управляющий собирал хлеборобов деревни и вел их всех гурьбой на поклон к барину. Тут крестьяне узнавали, доволен ли барин своими арендаторами-хлеборобами; от оценки барина зависело, будут ли они и впредь получать землицу для посевов.
Только после этого крестьяне имели право браться за уборку и обмолот своей половины урожая. Они молотили свой хлеб катками, сделанными из дикого камня, терли на утрамбованных токах терками или, разостлав снопы на земле, гоняли по ним скот, чтобы их копытами вымолотить из колосьев зерно. Почти всегда, когда начинали обмолот, наступала осенняя пора, выпадали дожди. Хлеб на поле в копнах прорастал, гнил. Часто непогода оставляла крестьян, особенно маломощных, без хлеба, без семян. Многие тогда уходили из деревни в город на поиски работы, чтобы спасти от голодной смерти свои семьи. Весной же почти всегда крестьяне гурьбой шли к барину и просили у него взаймы под круговую поруку семян для посева и соломы для своей скотины…
Цыценко мягко покачивался в фаэтоне, уносившемся в глубь широкой, чуть холмистой степи. Его теперь занимала мысль о батраках, работающих в его имении, о их лености и непослушании брату. Занимал и вопрос, кто же ограбил в их имении кладовую с продуктами. В конце концов он согласился с братом, подозревавшим, что грабежом занимаются батраки.
«Пороть скот такой! Экзекуцию! — воскликнул про себя Цыценко. — Всей России экзекуцию!»
Колыхание фаэтона укачивало, незаметно подступала дремота, а с нею и видения.
Вот перед ним раскинулся великолепный простор, залитый ярким солнцем. Среди зелени трав и хлебов белеют деревни, хутора, на равнинах виднеются целые вереницы движущихся серых быков, впряженных в плуги. Это его поля. Родные ему поля. Стада коров и овец, табуны лошадей. Среди этих богатств он видит себя, наследника умершего, близкого к царю генерала. Вот он, молодой человек, корнет, приехал из действующей армии домой погостить. По-южному пышно цветут поля. Полно имение гостей… Он видит себя где-то среди зелени трав, усеянной маками. Разогретый вином, ведет за руку крестьянскую девочку. На минуту ее нежный образ исчезает, но тут же она опять появляется, и опять с ним; он держит ее уже на руках, испуганную и плачущую, и бежит, бежит с нею к высокой голубеющей ржи…
На ухабине фаэтон сильно колыхнулся и так подбросил Цыценко, что если бы денщик не поддержал его, то он выпал бы на грязную дорогу.
— Фу-ты, дьявол! Что это со мной? — проговорил он, мигая сонными глазами. — Вздремнул. Гони, Прокофий!.. Гони!
— Уже подъезжаем.
…Взмыленные лошади подлетели к соломенным изгородям, за которыми виднелись длинные каменные строения с оцинкованными крышами. Цыценко с тревогой глядел на громоздящееся за изгородью свое имение, которое уже окрасилось красноватыми лучами спустившегося к закату солнца.
Проскочив изгородь, фаэтон влетел в большой двор, огороженный высокой стеной из желтоватого известняка. По углам двора стоял сельскохозяйственный инвентарь: арбы, плуги, сеялки, бороны, телеги, бочки, катки. В одном углу рыжели ржавчиной паровики и молотилки. Посредине двора поднималась какая-то гора лесов; в центре ее виднелся барабан, похожий на гигантский чан. Это был колодец. Вокруг пего теснилось большое стадо скота.
Фаэтон подкатил к двухэтажному дому, расположенному на холме и окруженному большим фруктовым, уже пожелтевшим садом. Не успели остановиться лошади, как распахнулась дубовая резная дверь и на крыльце появился седой старик в черном сюртуке. Сбегая с лестницы, он кричал:
— Батюшка барин приехал! Здравствуйте, Владимир Александрович! — И старик, поймав капитана за руку, приложился к ней всем своим лицом.
— Ну, хватит, хватит тебе, Касьян! — отвечал Цыценко, освобождая свою широкую волосатую руку. — Брат дома?
— Они здесь… Они ожидают вас, Владимир Александрович, и никуда не выезжают… Они все по хозяйству.
— Ну, и как дела тут у вас?
— Ох, Владимир Александрович, тут у нас одни страсти! Такой каламбур идет… — и старик охватил обеими руками свою седую голову. — Смутно… Очень смутно. Об этом сам Александр Александрович вам поведает. Хорошо, что вы пожаловали к нам… Вы офицер, вы побойчее, а это и надо для возведения порядка!..