— Три года не могу снять. Не снимается.
— Снимай, а то палец шашкой отрубаю.
Сологуб окинул с ног до головы красивую полную женщину, посмотрел на хныкавшего ребенка и ухмыльнулся:
— Батько его игде?
— Его отец служит доктором в Добровольческой армии, его мобилизовали и угнали отсюда, — робко ответила женщина.
— А давно?
— Уже два месяца, в военном госпитале, в Новороссийске.
— Не бреши… Бандитам раны перевязывал, а сейчас скрывается.
— Нет, нет, я вам письма могу показать.
Женщина направилась к гардеробу.
— Куда идешь? Стой! — Сологуб подвинулся на шаг вперед, нахмурился и сквозь зубы процедил, ворочая желтыми белками глаз: — Разорву… большевичка поганая…
Женщина, обхватив ребенка, в бессильном безмолвии оперлась на диван.
Сологуб положил пригоршню золота в карман и грубо сказал:
— Откладай хлопца.
— Нет, нет! — крикнула женщина и еще крепче прижала к себе ребенка.
— Ложи, ложи… не то пе-ре-ру-баю… — страшно захрипел Сологуб и схватился за шашку.
Женщина положила ребенка на подушку и сжалась, закрыв руками лицо…
Казаки рылись в шкафах, сваливали книги на пол, забирали врачебные никелированные инструменты, запихивая в мешки все, что ни попадалось им под руку.
Сологуб молча подошел к женщине, крякнул, провел пальцем по усам и сказал:
— Давай палец.
— Я вам все отдам. Берите, что хотите, но ведь кольцо нельзя снять, — заплакала женщина.
— Давай, давай я сниму. Головы снимаю, а это и подавно сниму!
Женщина медленно протянула руку. Сологуб схватил мягкий палец, покрутил, потом вцепился ногтями и начал стаскивать кольцо.
— Ой, больно!.. Пустите!.. Боже мой!..
— Не пищи, оторву палец!
Сологуб дернул руку женщины, голова которой запрокинулась. Она упала навзничь. Вокруг закричали, застонали. Девушка с черными кудрями кинулась целовать ноги Сологуба. Золотой крестик на тонкой цепочке лег на казацкий сапог.
— Сними у ней крест, это ж золото, — приказал казаку Сологуб.
Казак снял крест. Тогда Сологуб крикнул:
— Тащи молодых в сени!..
Светало. Пугливо расползался мрак, скрываясь в углах подвалов. Небо, серое, как пола казацкой шинели, низко лежало над городом. Туман хлопьями опускался с крыш, с деревьев, к морю.
На улицах было пусто и тихо — ни человека, ни звука. Лишь на бульваре перекликались, щебетали птицы да внизу, у скалистого берега, казалось, гневно вздыхали морские волны. Но вот лучи солнца разорвали туман, и он, как белая испарина, стал отделяться от серой, блестящей, как латунь, морской глади.
Вновь выплыли огромные, хмуро приподнявшиеся на горизонте военные суда. За мысом, словно скала, стоял среди моря английский крейсер. Черные, страшные жерла орудий все еще смотрели на развалины города.
В городе, около собора на площади, рожок запел сбор. Через минуту загремел бешеный, отрывистый карьер кованых копыт. Это каратели-мултыховцы спешили на зов горниста, звавшего их на Соборную площадь. Вокруг лежали трупы, на их лицах сверкали, переливаясь на солнце, крупные прозрачные капли росы.
— Становись!
— Рав-няй-ся!
Юнкера, вольноперы, казаки, чеченцы карательной экспедиции Мултыха строились. Ровные ряды черных пик остро торчали, сытые лошади грызли удила, пенили рты, мотали головами, стучали подковами о мостовую.
— Смирно!.. Рав-не-ние на-пра-во!
Ротмистр Мултых и поручик Тернов, плавно качаясь в седлах, проезжали мимо выстроившейся шеренги. Подъехали к левому флангу. Мултых глянул вдоль и щеголевато бросил:
— Вольно!
Кого-то ждали. Невдалеке провыла хриплая сирена автомобиля.
На главной улице, от штаба гарнизона, показался длинный черный автомобиль. Шофер, крутя руль, объезжал мертвецов, виляя по улице.
Мултых, завидя автомобиль, осадил свою лошадь. Она встала на дыбы, чуть не повалилась на спину, а когда опустилась, храпя, на передние ноги, Мултых крикнул:
— Смирно!
Губатов поднялся, пропустил вперед английского полковника и, распрямляя затекшие ноги, морщась, сошел с машины. Приставив руки к козырькам фуражек, генерал Губатов и полковник Ллойд пошли по фронту. Пройдя вдоль всей шеренги, они остановились. Губатов погладил свой подбородок и сказал громко и четко:
— Здорово, орлы!
— Здравия желаем, вашеди-тство!
— Поздравляю с победой. Спасибо за службу.
— Рады стараться, вашеди-тство! — дружно гаркнули казаки и чеченцы.
Англичанин что-то произнес. Губатов, тугой на ухо, почтительно склонил к нему голову и радостно заулыбался.