— О, иес. Бритш политика колонсишен… О, Индия, Индия! Вери уэлл.
Генерал был польщен, что полковник Ллойд сравнил его казаков с карательными отрядами англичан в Индии.
Генерал Губатов, сидя за письменным столом, набросал в блокноте телеграмму:
«Семь Колодезей. Полковнику Коновалову.
Из Керчи. Штаб гарнизона № 191. 46. 24. 8. 26.
После подавления восстания ночь прошла спокойно.
Трупы еще не убраны. Приступлено к осмотру города. С утра производятся обыски.
Керчь. № 96.
Вошел адъютант.
— Сейчас же отослать!
— Слушаю. Разрешите доложить — к вам ротмистр Мултых и поручик граф Тернов.
Генерал поднялся и пошел навстречу. Мултых сжал руку генерала, щелкнул шпорами, без приглашения сел. Граф Тернов вытащил из кармана коробку сигар, угостил генерала, закурил сам.
— Ваше превосходительство, имею выразить просьбу, — отчеканил Мултых.
— Ради бога! — Генерал не смущался поведением Мултыха, достаточно зная его нрав.
Мултых приложил указательный палец к рукаву своего френча — там были нашиты череп и две скрещенные кости.
— Считаю, что заслужил, — сказал Мултых. — Корниловец, отличен во всех боях, где имел участие. Да и взятие города…
— Знаю, знаю, — остановил его Губатов.
— Тогда… — Мултых вынул из кармана полковничьи погоны, прямо уперев взгляд пьяно-дерзких своих глаз в переносицу генерала, — тогда… разрешите нацепить.
Губатов растерялся. Закашлялся и кивнул головой.
— Разумеется… Да-да… Но подождите, я не имею права. Буду ходатайствовать… перед командованием. Сегодня же снесусь по прямому проводу.
— Ну, да когда это будет! — процедил Мултых. — Знаете, ваше превосходительство, еще заартачатся. Уж если я победитель, так будьте добры и лавровый венок…
— Я все, все сегодня же сделаю, чтобы вы были полковником, — поспешно заявил Губатов.
— Отлично! — воскликнул граф Тернов.
Мултых смеялся беззвучно, почти не разжимая губ…
Десять часов утра. Туман бесследно исчез. На уходящих вдаль молчаливых улицах лежали груды мертвецов. Город был пуст, и только редкие разъезды мултыховцев нарушали тишину. Крутые каменные лестницы, разрезающие город от самого подножия до вершины горы Митридат, были завалены трупами.
Генерал Губатов отдал приказ убрать раненых и убитых. По городу рассыпались санитарные команды и пехотные части. За зеленую ограду собора согнали плотников со всего города мастерить гробы для убитых офицеров. Нижних же чинов нагромождали, как битый скот, в повозки, увозили на новое кладбище и бросали в ямы, выкопанные такими же насильно мобилизованными солдатами.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ковров лежал у захода в подземелье и напряженно всматривался в тьму… Партизаны следили за всем, что делалось на поверхности земли, прислушивались к каждому стуку и ждали радостного крика: «Выходи, товарищи, вы освобождены!»
В подземелье было тревожно тихо. А наверху раннее лето буйно поднимало травы, разбрасывало по лугам цветы.
Утро… У разрушенной деревушки Аджимушкай необычное оживление. Зашевелились тачанки, повозки, двуколки, задвигались пехотные части, рассыпались казаки.
— Отступают, что ли? — буркнул кто-то Коврову.
В это время недалеко от Коврова раздался выстрел.
Сверху, распластавшись, вместе с мелким щебнем упал человек. Взвился столб белой известняковой пыли, и человек пронзительно закричал:
— Товарищи, не стреляйте, я свой!
Ковров крикнул:
— Беги за угол, за подставу!
Он решил, что это рабочий, присланный из города для связи с каменоломнями.
Маленький человечек растерянно поднялся на ноги. Разорвалось несколько бомб, брошенных белыми в заход. Весь туннель огласился грохотом и заполнился черным дымом.
— Убило… Кажется, убило… — раздались голоса партизан.
Послышался стон; раненый лез на четвереньках вдоль стены, волоча окровавленную ногу. Партизаны подхватили его.
Ковров спросил:
— Ты прислан сюда?
— Нет, я сам прибежал. Я вам все расскажу.
— Ты что, перебежчик?
— Да… Нет, товарищ… Нашу деревню оцепили белые, объявили сбор ребят и всех позабирали на службу в армию. Признали взрослыми, — кривя от боли губы, проговорил он, — по двадцать пять шомполов каждому дали, а двух застрелил офицер.