И только Цыценко направился к крыльцу, как услышал возглас брата, вышедшего с солдатом из-за угла дома.
— Володя, милый! — закричал брат и, протянув руки, быстро пошел навстречу капитану.
Это был большого роста, полный, довольно красивый барин лет сорока пяти. Он был в черной шляпе, в темном пальто, с камышовой палкой в руке.
— Как хорошо, что ты приехал! — говорил он, обнимая капитана, целуя его в щеки;
Братья, обнявшись, поднимались в дом.
— Нет, Володя, это не жизнь! Я не хочу так жить, — взволнованно говорил старший. — Все надо продать, и я уеду в Америку… Да, в Америку! Не хочу видеть и слышать России и ее дикого народа…. Володя, ты человек большого ума, присмотришься и поймешь меня. Не могу, измотался… Все вокруг ломается и трещит. Крестьяне работать не хотят, скот болеет, посев стоит. Я с солдатами ночью задаю корм скотине. Не знаю, Володя… не знаю, милый мой, что получится. Не жить больше нам, помещикам. Пришел наш конец!..
Капитан выпрямился.
— Саша, что с тобой? — спросил он с тревогой. — Откуда у тебя такой пессимизм? Ты распустился, мой друг. Ты, я вижу, уже готов отдать себя мужикам в рабы… Ха-ха! — вдруг залился смехом капитан. — Браво, Саша! На новую дорогу стать захотел. Смотри, скоро социализма потребуешь… Ну что ж, повешу, я могу… Я и родного брата вдену в петлю!
— Володя, мне не до шуток, — с сердцем возразил брат. — Напрасно ты так легкомысленно относишься к моим словам.
— Все это, Саша, я знаю, но нельзя же так настраивать себя! Это малодушие! — напустился капитан на брата. — Я тебя не узнаю. Держи, пожалуйста, себя в руках… Уж если… я предлагаю: живи с семьей в Феодосии, а здесь пусть остается управляющий, ты же изредка наезжай для необходимых указаний. А когда перетряхнем Крым, наведем порядок, ты снова вернешься сюда.
— Нет, я, кажется, все брошу и сейчас же убегу за границу, — возразил брат сквозь слезы и отошел к окну, за которым уже сгустилась тьма.
— Ты согласен с моим предложением? — не отставал от него капитан. Он подошел к брату, взял его за руку. — Ты веришь нашему управляющему? Он, кажется, остался порядочным человеком?
— Ах, господи! — простонал брат, сморщив лицо. — Я не знаю, есть ли еще люди, кому можно довериться. Плохого я за ним не замечал, а рабочие все мерзавцы. Теперь я на грош не верю им. Все они стали грабителями и разбойниками. Душевными, кажется, остались только двое на все имение — лакей Касьян да служанка Елена… Ты, Владимир, пришли мне еще солдат, — вдруг заявил Александр. — Это даст мне покой.
— Браво! — закричал капитан. — Вот такого я тебя люблю! Теперь мужества, мужества побольше надо! Я помогу тебе всем, чем нужно. Сам возьмусь за имение и наведу порядок. Я поставлю это грязное быдло на свое место! — злобно проговорил капитан. — Ну, хватит, пойдем ужинать, а то что-то под ложечкой сосет.
За ужином капитан посоветовал брату отдыхать, пока он будет в имении, и не мешать ему ни в чем. Тот согласился, только просил его, пока не прибудут солдаты, не применять к рабочим особо резких мер, так как они могут совсем перестать работать — и тогда все остановится.
Братья разговорились об успехах белой армии. Капитан просвещал брата. Он рассказывал ему о всех фронтах, о ситуации в стране и о тех карательных мерах, какие они сейчас начали проводить всюду на отбитых ими у красных землях.
Александр Цыценко по натуре был либералом и сторонником этой партии. Когда где-либо в обществе заходил разговор о грубом отношении к человеку, о несчастных случаях, войне, он тотчас же затыкал уши, заявляя, что не может слышать о таких ужасах, часто пускал слезу и покидал общество. Теперь он внимательно слушал брата и временами останавливал его.
— Нет, милый, мне неясно, по чему ты определяешь, что революция теперь пошла, как ты выразился, на убыль?
Капитан, улыбаясь, пожал широкими, сильными плечами.
— О, в этом нет сомнения! Да, революция теперь стала совсем иной, она не имеет уже того яростного характера, какой у нее был полгода тому назад. Вообще пожар долгим не бывает, он гаснет. Это во-первых, а во-вторых, наши успехи на всех фронтах… Сейчас мы окружили революцию кольцом четырнадцати государств. Мы начали сжимать это кольцо вокруг всей России, то есть вокруг Советов, — быстро поправился капитан. — Сам можешь представить, что может быть с революцией.