Батальоны английской морской пехоты несколько раз продефилировали через весь город в полном боевом снаряжении. Эта демонстрация угрозы тянулась два часа.
…В штабе нервно трещали телефонные звонки, по комнатам скользили адъютанты, взволнованно шушукались. Из кабинета генерала Губатова доносился его хриплый бас, офицеры выскакивали оттуда бледные, ругались сквозь зубы и спешили с поручениями — кто к телефону, кто в штаб английского десанта, кто в контрразведку… Генерал Губатов, ломая карандаши, писал приказы, выговоры, донесения.
— Вы слышали? Газы не пошли внутрь каменоломен. Помешали сквозняки верхних галерей, так сказать, внутренний напор воздуха, — остановил графа Тернова седоусый артиллерийский капитан. — Подумайте только — проект инженера Лебеденко провалился. Его превосходительство мечет гром и молнии.
— Он плохой громовержец, — процедил Тернов. — Вы знаете, англичане говорят: «Для разгрома каменоломен нужна другая тактика».
Оставив капитана, граф прошел в кабинет Губатова. Там уже сидел Мултых в белой черкеске и, вероятно, о чем-то спорил с командующим, потому что кривил губы, дергал левым глазом и стучал пальцами по рукоятке кинжала, а Губатов, волнуясь, ходил по кабинету, заложив руки за спину.
— Вы говорите, англичане смеются над нами?
Мултых волновался:
— А как вы думали, ваше превосходительство?.. Ведь шесть месяцев они помогают нам всеми средствами, а мы за это время не справились с кучкой сволочи, сидящей под землей…
Тернов щурился, протирая пенсне.
— Да-а-с, — протянул он, — этот факт роняет нас в глазах союзников… Я пришел, ваше превосходительство, напомнить вам, что через полчаса начнется крестный ход. Присутствие командующего необходимо.
— Да, да, — твердил генерал, — я поеду. Сейчас поеду. Один господь бог поможет укрепить нас.
— Ну, бог — бог, а не будь и сам плох, — засмеялся Мултых, вставая. — Между прочим, ваше превосходительство, я ношу полковничьи погоны. Я жду утверждения ставки…
И, лихо заломив кубанку, Мултых вышел, сверкая атласными отворотами черкески.
Губатов страдальчески скривил лицо, сел и, вздохнув, обратился к Тернову:
— Он нагл, но…
— Но он дух казачества, — докончил за генерала Тернов.
— Да, Мултых — это обеспечение тыла и спокойствия нашего фронта, — проговорил Губатов.
— Кроме того, — улыбнулся Тернов, — его казаки восхитительны. Никто не способен так хорошо выполнять всякую грязную работу. Они впоследствии выберут Мултыха своим кошевым или что-нибудь вроде этого.
Генерал, надевая парадный сюртук, рассеянно слушал Тернова. За окном бахнул большой колокол собора.
— Едем. С богом! сказал Губатов.
С десяти часов утра у собора собралась большая толпа. Шло богослужение. Ровно в двенадцать часов под торжественный перезвон колоколов из собора вышел и двинулся по главной улице крестный ход. Впереди процессии служки, одетые в парчовые хитоны, несли малые хоругви, иконы и кадила. Вслед за ними выступали местные буржуа с большими хоругвями, расшитыми золотом, потом плыли два дородных, волосатых дьякона. Они беспрерывно махали тяжелыми кадилами и, окутанные дымом ладана, ревели во всю глотку.
Позади четверо — адвокат, пристав и два совсем седых полковника — с благоговением несли тяжелую икону богородицы, сверкающую золотом и камнями, обернутую в бархат. Певчие тянули стройным хором:
Христолюбивый отец церкви, благочинный Станиславский, самый высокий среди толпы, молча обеими руками прижимал к пышной бороде большой крест. По бокам его седые протопопы несли евангелия. За ними в два ряда двигались двенадцать черных, рыжих и седых дьяконов. Они трясли большими бородами, закатывали глаза, поднимая к небу свои басы:
Плыли хоругви. Звеня шпорами, выбритые, надушенные, с подкрученными усами, в новых мундирах, шли генералы, полковники, офицеры… Впереди генералы Губатов и Михайлов, Мултых под руку с матерью, одетой в траур, граф Тернов в белом парадном мундире Преображенского полка и штабные адъютанты, полковники, капитаны — весь блеск армии…
В роскошном сером автомобиле «бенц» ехал командир английского крейсера в белом кителе и высокой фуражке. Его самодовольное лицо щурилось на солнце. Вместе с ним в машине сидели английские моряки — офицеры и два журналиста. Позади на губатовской длинной машине ехали французские офицеры. За ними шли отставные полковники, генеральши, полковницы, чиновники и чиновницы, седые, морщинистые, синие, белые, желтые… Здесь были и молодые женщины в драгоценностях, белых платьях, и только что выклюнувшиеся юнцы, гимназисты, студенты-белоподкладочники, фабриканты и торговцы — все со своими чадами и домочадцами.