Батрак как бы с жалостью осмотрел капитана с ног до головы своими умными и добрыми глазами, прибавил:
— Что ж, ваша воля, но истинную правду вам говорю: мы ни в чем не виноваты. Тут безбожный наговор на нас.
— Повешу! — вторично пригрозил капитан, щурясь, точно ему доставляло особое удовольствие терзать человека.
Батрак переступил с ноги на ногу, опять пожал плечами, затем уже с сердцем сказал:
— Права не имеете на это, господин офицер! Ответ понесете за свое беззаконие.
— Закона требуешь? Закон для таких — веревка!
Батраки со страхом и удивлением переглянулись.
— Экзекуцию! — капитан кивнул Кабашкину.
— Слушаюсь! — подхватил тот, с живостью повернувшись на каблуке к солдатам, и, казалось, с радостью проскрипел: — Экзекуцию начинай!
Крепкий, небольшого роста ефрейтор козырнул ему и подбежал к солдатам.
Батраки насторожились.
— Петро, як вин сказав? Що цэ — экземуция? — как бы машинально спрашивал Слюнько своего товарища, искоса посматривая на солдат.
— Э, болван, слова выговорить не умеешь! — крикнул на него прапорщик Кабашкин.
— А что же это?
— Это… порка!
Зайцев шаркнул лаптями и, подступив к Цыценко, заговорил с ним, волнуясь. Он понял теперь, что дело принимает оборот серьезный и страшный.
— Барин! Вы человек ученый, прошу вас, разберитесь толком! Мы же ни в чем не повинны… Кости эти нельзя брать в расчет, их сиротки подняли вот тута, у забора. Они взяли их, чтобы поглодать мясца.
Цыценко отвернулся и молча зашагал в глубь амбара, в темноту, что-то шепнув прапорщику.
— Раздевайте! — крикнул Кабашкин.
Солдаты быстро повалили батраков на лавки, сделанные наскоро из половинок дверей, и стали торопливо стаскивать с них грязные лохмотья.
— Дроздов! Назаренко! — отрывисто выкрикивал прапорщик. — Бичи! Живо! Ну, живо! — приказывал он, сам почему-то отводя от солдат свои глаза.
Зайцева, силившегося подняться, солдаты толкнули. Он загремел по доске своим худым, ребристым и посиневшим от холода телом.
— Барин! — протянул он уже молящим голосом. — Что же вы делаете?.. Опомнитесь! Человек же вы… Клянусь своими детишками… Побойтесь бога!
Один солдат с засученными рукавами подбежал к батраку и с криком: «Держи!» начал бить круто сплетенной и тяжелой, как свинец, смоляной веревкой по худому телу. Зайцев заохал. Синее тело быстро краснело, кровь выступала крупными, как горох, каплями.
Слюнько, сцепив зубы, напряг свое широкое, мускулистое тело, молчал. Кровь струилась по бокам и заливала доску. Он не издал ни одного стона, пока не потерял сознания.
Солдаты ввели подростков с костями в руках. Их для чего-то выводили во двор, когда начали избивать батраков.
Лампы осветили мальчишек, и Цыценко оглядел их испуганные лица. Дети с ужасом посматривали на окровавленных батраков.
Подросткам было лет по двенадцати, у обоих светлые волосы, худенькие, грязные шейки. На одном болталась обрезанная почти до половины старая солдатская шинель с подвернутыми рукавами и сильно обтрепанным подолом. На его сухих ножках были огромные, немецкого образца, солдатские башмаки, подбитые гвоздями. На лоб опускалась серая шапка. Другой мальчуган был одет в женскую ватную кофту в сборку. Длинные рыжеватые волосы, забитые соломенной трухой, казались шапкой, обут он был в постолы.
Цыценко молча вышел из амбара, за ним последовал Кабашкин.
— Не бить! — сказал вдруг Цыценко прапорщику. — Кости отобрать как вещественное доказательство…
— Слушаюсь!
Солдаты вывели батраков, отобрали кости у детей и закрыли амбар.
— Ни за что страдали люди.
— Да, уж получилось как в поговорке: сам вор кричал: «Держи вора!» Э-эх!
— Тише! — предупредил приглушенным голосом ефрейтор.
— Да чего тут «тише»?.. Не по-христиански получилось… Кабашкин вино лакает, ветчинку жрет, а людей бьют!
— Тише! — просил ефрейтор. — Упаси бог, услышит… Убьет! Тише!
Вдруг ночная тьма огласилась ружейными выстрелами — один, другой, третий…
Поднялась тревога.
Солдаты и телохранители-чеченцы забегали по имению.
Цыценко зашел в дом и встретил дрожавшего брата в халате.
— Что случилось? — спросил тот, приложив свои полные дрожащие руки к груди.
— Обстреляла какая-то сволочь, — почти спокойно сказал Цыценко.
— Ох, господи! — воскликнул брат. — Почему ты без фуражки? Ай, кровь из сапога! — завопил он.
— Зацепило ногу… Вот черт возьми!
— Касьян! Аптечку!
Капитан подошел к буфету, налил стакан вина, жадно, как воду, выпил залпом и, наливая второй, ответил брату: