Дидов выхватил у Дубова револьвер и вскочил в соседнюю комнату. Гриша набросился сзади на другого сыщика. Рука, в которой Моськин держал револьвер, была зажата могучей рукой Григория. Степан подошел к Моськину.
— Глотай, гад, получай свинцовую валюту за мою голову! — и он выстрелил ему в лицо.
Понятой перепугался, бросил оружие и убежал.
— Ну, теперь быстро одевайся, Григорий, бежим! — скомандовал Степан.
Вдруг до братьев донесся женский крик. Кричала Соня. Она, ничего не понимая, бежала по деревне, прижав ребенка к груди.
— Убили! Убили!
Степан послал Лизу предупредить Соню, чтоб она бросала все и скорее бежала отсюда в город и там пряталась.
Братья быстро оделись, забрали оружие и скрылись в темноте.
Об убийстве двух сыщиков кричали все утренние газеты.
Генерал Гагарин приказал карательным органам во что бы то ни стало поймать Дидова.
Отряд человек в пятьдесят въехал на вершину горы, к Старокарантинским каменоломням. Едва успело подняться солнце, как жители города толпами потянулись к горе Митридат.
Над каменоломнями на холмах маячили всадники, казавшиеся издали черными статуэтками.
Всадники подъезжали к заходам каменоломен, спрыгивали с лошадей, заглядывали в темноту шахт.
Из темноты с лампочкой в руках, весь в известковой пыли, вышел каменорез.
— Старик, ты не видел там бандитов, братьев Дидовых?
Старик пожал плечами, устало и нехотя ответил:
— Нет, не видал.
— А скажи, — спросил офицер, начальник отряда, — если туда спуститься с фонарями, можно их найти?
— А бог его знает, — так же безразлично ответил старик. — Может, и найдете, только вряд ли. Много ходить надо. Да и сыро, зябко там… воздух непользительный.
— Он с ними заодно, — шепнул бледнолицый, в штатском костюме человек, подбежавший к офицеру.
— Зачем наговор? Мы каменорезы. Врет он!
— Молчать! — крикнул офицер и хлестнул старика нагайкой. — Старик пошатнулся, уронил лампу. Зазвенело стекло.
— Давай огней, фонари давай! — закричал угрожающе офицер. — Живо!
Старик зло взглянул на офицера.
— Сейчас принесу! — И, повернув в заход шахты, скрылся за выступом. Оттуда раздался его крик: — Накось, выкуси!
Пораженные офицеры начали стрелять в темный зев входа, где исчез старик.
В тупике туннеля, освещенном двумя коптилками, Дидовы увидели людей. Они долго смотрели, как в облаках копоти и известковой пыли работала семья каменореза.
Дидовы подошли к женщине.
— Григорий, поможем? — сказал Степан.
Женщина разогнула спину и, улыбаясь, сказала:
— Нет, хлопцы, не сможете… Мы привыкли к этой работе.
— Ну, тетка, — сказал Степан, — мы не какие-нибудь интеллигенты, хватили и каторги, и всего видали…
Женщина уступила свое место и присела па камень.
— Ты кто такая? Здесь живешь?
— Киреева я. Это наш заход. Еще дед здесь начинал…
— Да, тяжеленько, тетенька… Заправиться бы! — Степан хлопнул себя по животу. Мы поработаем, а ты сходи купи что-нибудь. Только ни слова… Поосторожней там…
Он подал ей зеленоватую бумажку.
— Ну что вы, хиба я себе лиха желаю! Я вас хорошо знаю, знаю, кто вы такие.
Григорий развязывал ремни, снимал амуницию, готовясь резать камень.
— Вот этот, головастый — Сашко, мой главный хозяин, он вам все расскажет, — шутя сказала Киреева. — Его без фонаря здесь оставь — и то ему нипочем.
Сашко, мальчишка лет пятнадцати, крепко сложенный, глянул на братьев. Коптилка осветила его озабоченное лицо и огненные кудряшки, прилипшие к потному лбу.
— Курево есть?
— Фью! — свистнул Степан. — Вот это парень, я понимаю!
— Держи табак, — сказал Григорий, вынимая татарский кисет. — Поделись с мужиком.
Степан и Григорий уселись на мешках с соломой и начали пилить известняк.
— Тише, пилите не часто, — поучал Сашко, — а то будете пыхтеть, как сопатые кони.
Он выпускал изо рта табачный дым и мысленно прикидывал, сколько бы можно было выработать в день с такими силачами.
— У-у-ух! — вздохнул Григорий, отбросив пилу, и вытер рукавом вспотевший лоб. — Сколько вы зарабатываете?
— Когда рубль, когда рубль двадцать, — ответил Сашко.
— На семью? — спросил Степан и задержал свою пилу.
— Ну да!
— Мало, черт возьми. И на это живете?
— Живем, — отвечал мальчик, пожимая плечами. — Народ у нас слабосильный, детвора, а то можно бы и трешку выгнать.
Киреева сбросила свою брезентовую одежду, оделась в легкую, домашнюю, взяла корзинку и отправилась в Старый Карантин.