— Раз Митя так говорит, значит, дело будет, — уверенно сказал боцман.
— Кто это? Что за человек? — спросил низкорослый, кряжистый матрос.
— Не знаю кто, я по голосу разбираю, где правда. — И, помолчав, уронил: — Это моряк Пастернаев, по прозвищу «Полундра». На плавучей тюрьме за революцию сидел.
— Заткни глотку, чудак ты старый, — предупредил его третий помощник капитана: приближались капитан порта и капитан «Юпитера».
Новые залпы докатились с холмов. Шумному казалось, что над холмами плывет синеющий дым, что действительно начинается настоящее восстание, поднятое не кем иным, как тем самым Дидовым, которого он «привез» с Кубани. Петька с радостью думал о том, что Дидов, конечно, принял бы его к себе в каменоломни. Теперь ему, может быть, и незачем пробираться в Мариуполь?
— Что, любуешься?
Петька увидел внизу своего капитана, оглянулся, как бы желая сказать, что он не один, но около него уже не было ни души. Петька покраснел.
— Вот поймают Дидовых — пойдем тогда смотреть, как будут они висеть на столбе, вон там, на Митридате.
Петька с ненавистью посмотрел на капитана и отошел.
В кубрике среди команды, окружавшей стол, шел оживленный разговор о Степане Дидове. Шумный приостановился, удивленный одобрительными по адресу Дидова возгласами матросов. Он решил, что теперь ему можно будет разговаривать с товарищами более откровенно. Пожалуй, можно сказать кое-кому, что он знает Степана Дидова. Как хотелось Петьке сказать всем, что Дидов подарил ему часы, которые взяли у него белые!
В кубрик влетел краснощекий вахтенный матрос и радостно объявил:
— Ребята! Сегодня в пять вечера плывем в Мариуполь. Айда на закупку провианта! Солдаты под винтовками поведут нас на базар. Умора!
— Врешь? — как-то неожиданно выпалил Шумный, пораженный известием.
— Здóрово, Петька! — сказал вахтенный. — Под винтовками… на базар! — И он расхохотался, глядя на своего старого приятеля…
В назначенное время «Юпитер» вышел из бухты и взял курс в Азовское море.
Однотонный шум винта отдавался во всем огромном корпусе «Юпитера», наполняя каюты убаюкивающим грохотом и гулом.
Шумный прошел на корму, влез на кучу канатов, прилег в ямке и задумчиво глядел на родной берег.
Солнце клонилось к западу. Гордые и могучие вершины гор, вознесшиеся к облакам, были багряными.
Под шум волн и однотонное гудение четко работавшей машины Петька начал дремать. Внезапно взлетевшие на палубу брызги разбудили его. Петька поднял голову. Пароход взял курс на Еникале. Горы на родном берегу теперь были затянуты облаками. Все скрылось, только вдалеке маячила Керченская крепость. Город слился в серое пятно с едва заметной белой макушкой Митридата.
Море было пустынно. Петька следил за белыми чайками, летевшими позади парохода, и завидовал им. Как бы ему хотелось в этот миг превратиться в чайку и махнуть к Дидову! Вспомнился горьковский «Буревестник», которого Петька знал наизусть:
— «Чайки стонут перед бурей, — стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей…»
Петька радостно декламировал и смеялся.
— Оцэ правильно, Петрусь! — пробасил кто-то.
Петьку словно водой окатило. Обернувшись, он увидел боцмана.
— Дай лапу, приятель, — сказал тот и протянул Петьке большую, с толстыми пальцами руку.
Петька робко подал свою.
— Э, браток, я давно знаю, кто ты… и откуда прибыл, — медленно, с расстановкой, промолвил боцман, садясь на кучу канатов. — Знаю, кого ты спас от смерти морской.
Петьке стало не по себе.
— Я следил за тобой давеча, дружок, и видел, як ты переживав за Дидова. Ха-ха, я старый наблюдатель! Я, браток, маю такие глаза, што в спину смотрю, а душу насквозь бачу. Волк, волк, та ще й соленый! Не одну корабельную крысу за хвист поймав…
«Вот так фунт», — подумал Шумный и глубоко вздохнул, боясь выдать свое волнение.
— Раньше я таким не був, — продолжал боцман, озираясь изредка по сторонам, — не различав я. А вот поднялася буря з огня революции, она нашему брату глаза разодрала, только дывысь тэпэр добрэ. Так говорыть вона: «Замечай, дэ твой маяк, дэ твой огонь, настоящий огонь твоей души». Тэпэр с этим светом — вот як чайка. Хорошо ты тут говорил им. Правильно. Лети разумным полетом все вперед и все дальше. И-и-их!
— Это я стихи читал! — сказал Шумный.
— Эх, ты! Який хитренький!.. Неужели ты мэнэ не понимаешь? Я ж свий…
Шумный, прищурив глаза, смотрел на боцмана насмешливо.