— Я не хочу с ним мириться, Джо. Понимаешь? Мне все равно, верит он мне или не верит. И мои объяснения ничего не изменят, потому что он всюду ищет двойной смысл. Это просто замкнутый круг. Он хочет найти доказательства там, где их нет, или где их слишком много, чтобы их можно было счесть убедительными. Он чересчур увлекся ролью судьи. А я не люблю, когда мне вот так, нахрапом, лезут в душу. В конце концов, у меня тоже есть чувства. Так что давай прекратим этот бесполезный разговор.
— Ох, не нравится мне все это, — пробормотал Джо себе под нос. — Ну что ж, если ты не против, я займусь делами… Прислать тебе официанта?
— Попроси принести мне чашку кофе… Не сердись, Джо, я не хотел тебя обидеть. Но я просто не могу по-другому.
— Да разве я о себе беспокоюсь, — вздохнул Доусон, вставая. — До чего же вы, Бессмертные, упрямы!
Он направился к стойке. Митос проводил его взглядом и повернулся к сцене.
Музыку здешнего оркестра он всегда любил…
========== Глава 26. Степень подобия ==========
Было около полуночи, когда Кедвин приехала за Мишель. По пути к дому она много молчала, занятая своими мыслями, и Мишель заметила эту перемену в ее настроении.
В двух словах поведав о своих впечатлениях от посещения дома Лиама Райли, Мишель спросила:
— Как прошел деловой ужин?
Кедвин рассеянно улыбнулась:
— Ужин получился не совсем деловым.
— Это Адам, правильно? — поинтересовалась Мишель.
— Откуда ты знаешь?
— Да ладно. Как будто я не заметила, как он на тебя смотрит.
Кедвин подумала немного и усмехнулась:
— Да… смотрит. Кстати, он сделал мне интересное предложение. Вернее, нам с тобой.
— Какое же?
— Пригласил на загородную прогулку.
Мишель призадумалась:
— Знаешь, как-то меня не тянет на развлечения.
— Разумеется. Но это не развлечение, это просто хороший отдых в хорошем обществе… если верить его рассказу об этом месте. Да я еще сама кое-что проверю. Тебе не помешает немного отвлечься и сменить обстановку.
— А тебе?
— А у меня свои виды на это мероприятие. Подумай, Мишель. У нас в запасе неделя времени.
— Что это за место?
— Загородный дом, старинный. Присутствие цивилизации — только в пределах крайней необходимости. Сплошная дикая природа. И никаких Бессмертных!
— Самый привлекательный пункт, конечно, последний, — вздохнула Мишель. — Но это хорошее общество… оно же там веселиться собирается?
— Думаю, если это действительно хорошее общество, оно не станет навязывать тебе то, чего ты не желаешь. И потом, нам ничто не помешает уехать хоть в первый же вечер, если тебе там не понравится.
— Хорошо, я подумаю.
*
Дома они сразу разошлись по спальням — Кедвин в ужине не нуждалась, а Мишель успела подкрепиться в гостях у Райли.
Кедвин легла и погасила свет, но сон не шел. Она и не рассчитывала скоро заснуть, просто хотела расслабиться и спокойно обо всем подумать.
Адам — Митос — был прав, когда говорил, что она к нему неравнодушна. Она и сама очень хотела разобраться в своих чувствах…
После смерти Стивена ни один мужчина не тронул ее сердца. Теперь же… Говорить о любви слишком рано. Хотя бы потому, что сейчас перед ней не шестнадцатилетний мальчик с душой прозрачной, как чистое стеклышко. Она даже не уверена, что его сегодняшнее обличье — настоящее, а не просто очередная маска, вроде «Адама Пирсона».
Но любопытство — уже кое-что. А ей очень хотелось узнать этого человека получше.
Надо постараться убедить Мишель согласиться на поездку. Приглашение явно неспроста. Митос ищет возможности не просто признаться в любви, если это вообще входит в его планы. Наверняка все это связано с мрачными предостережениями МакЛауда…
Кедвин была достаточно опытна, чтобы понимать: Бессмертному в столь почтенном возрасте есть что скрывать, и он не станет распахивать душу при первой встрече, неважно с кем. Но он ищет поводов для сближения. Этой возможности упускать не стоит.
Впрочем, подумала Кедвин, уже засыпая, кое-кто может знать о нем и побольше интересного. Например, Маркус Константин…
*
Наутро она отправилась в свой офис. Покончив со срочными делами, решила съездить в музей.
Маркус Константин уже вернулся в Париж (Кедвин про себя хихикнула, позабавившись такой изумительной своевременности его деловой поездки). В два часа пополудни она уже входила в музей.
Здание было просторным. Она долго шла по залам и переходам, прежде чем ощутила наполнивший воздух неслышный гул. Остановившись посреди зала, в котором застал ее Зов, она оглянулась кругом и почти сразу заметила темную фигуру в одном из дверных проемов.
Маркус Константин выступил на свет и приветственно улыбнулся. Кедвин, тоже с улыбкой, подошла. Вокруг бродило несколько пар посетителей музея. Маркус молча пожал протянутую руку и сделал Кедвин приглашающий жест в сторону двери, из которой только что вышел.
Кедвин последовала за ним в кабинет, там можно было разговаривать свободно.
— Сколько лет, сколько зим, — сказал Маркус, закрыв дверь и поворачиваясь к гостье. — Ты нечасто балуешь меня визитами, Кедвин. Хотя в Париже живешь не первый день.
Она улыбнулась снова, подошла, и они обнялись — тепло и сдержанно, как и подобает учителю и ученице. Время и опыт давно сделали их равными во всем, но прежние отношения не были забыты.
— Не хотела тревожить тебя напрасно, — сказала Кедвин, усаживаясь в предложенное кресло у большого рабочего стола. — У тебя была жена, у меня — муж. Разве надо вносить лишнее смятение в семейную жизнь?
Маркус сел за стол и откинулся на спинку кресла.
— Полагаю, главное слово здесь «была»… Ну, а сейчас что тебя ко мне привело? Не подумай, что я не рад тебя видеть…
— Не подумаю. Ты прав — у меня к тебе дело. Личное.
— Рад буду помочь. Кстати, ты не в курсе, что это такое творилось в последнее время в Париже?
— В каком смысле?
— Я летал в Грецию. Перед самым отъездом ко мне явился молодой человек, назвавшийся Ником Вольфом, которого якобы прислал ко мне мой старый приятель… Чему ты улыбаешься? Я говорю что-то смешное?
— Нет, извини, — хихикнула Кедвин. — Конечно, я тебе расскажу, что это такое творилось. А ты мне расскажи от этом своем старом приятеле.
— Адаме Пирсоне?
— Нет. О Митосе.
Маркус сцепил пальцы мостиком и задумался:
— Значит, ты знаешь. Но что я могу тебе рассказать?
— Все. Я хочу знать о нем все.
— Очень скромное требование.
— Хорошо. Все, что известно тебе.
Маркус нахмурился:
— Кедвин, зачем тебе это? Ты что, хочешь на него поохотиться?
— В некотором смысле, — хмыкнула она. — Не волнуйся, я не стремлюсь свести счеты с жизнью. Просто мы недавно познакомились, и…
Она многозначительно повела плечами.
Маркус улыбнулся:
— Понятно. Ну, это неплохо. Но тут, боюсь, я ничего полезного сказать тебе не смогу.
— У меня сложились и кое-какие свои впечатления. По-моему, он очень хороший актер. Я видела, как он может меняться. Буквально до неузнаваемости. И я не уверена, что лицо, которое вижу сейчас, настоящее.
— Это распознать я тебе не помогу, — произнес Маркус. — Он действительно очень хороший актер. Когда-то я даже думал, что для него мир в самом деле огромный театр. И он выбирает роль, играет ее, потом исчезает и находит другое место и другое обличье, в котором интересно будет выйти на сцену… Я знал его в нескольких тождествах, но никогда не был уверен, которое из них настоящее. Возможно, настоящего лица у него просто нет, или все они настоящие. А может, он просто никому не позволяет видеть себя настоящего. Своего рода способ защиты. Так что…
— Ну хорошо. А что за человеком он был в тех тождествах, которые тебе известны?
— На моей памяти он был беглым рабом, наемником, фермером, католическим священником и рыцарем-землевладельцем.
Кедвин присвистнула: