— И во всех этих ипостасях он выглядел естественно?
— Абсолютно. Полное соответствие образу. Как если бы и не знал ничего иного в жизни, — сказал Маркус и вздохнул: — Понимаешь, что я хочу сказать? Он воспринимает это не так, как большинство из нас. Не притворяется, не изображает, скажем, крестьянина или ученого, а становится им. Действительно проживает эту жизнь. Поразительная способность к мимикрии! Так что если ты решила докопаться до истинной сущности этого человека, тебе придется нелегко. И потом, знаешь, как бывает в таких случаях — ты узнаешь правду и думаешь: зачем мне эта правда понадобилась? Без нее было лучше.
— Боюсь, в сложившихся обстоятельствах у меня нет другого выхода, — коротко усмехнулась Кедвин. — Послушай, что я тебе расскажу о последних событиях здесь, в Париже, тогда и скажешь, к которому из его тождеств применимо то, что я видела в его исполнении…
Маркус выслушал всю историю молча, хмурясь и постукивая пальцами по столу в такт своим мыслям.
— Ну вот, — подвела итог Кедвин, — пока на этом все закончилось. Могу сказать, тебе просто фантастически повезло, что тебя именно в эти дни не было в Париже. Не то мы бы встретились в том подвале. Так что скажешь о подвигах нашего старца?
— Не знаю что и сказать, Кедвин, — задумчиво ответил Маркус. — Видишь ли… Он очень сильный. Не только и не столько физически, хотя и это тоже есть. И очень смелый. Вот только представление о том, когда и как стоит пустить эти качества в ход, а когда лучше подобру-поздорову унести ноги, у него свое собственное. Иной раз весьма оригинальное. Возможно, тебе представится случай заглянуть под все эти маски и личины… Если я правильно понял, он с самого начала выделял тебя среди прочих «союзников». Возможно, он к тебе неравнодушен. Вот только к добру это или к худу — кто знает.
— Не думаю, что к худу. Кое-что полезное ты мне рассказал, Маркус. Хотя на самом деле мне нужно бы знать о нем кое-что еще, но этого ты уж точно не расскажешь. Что ж, спасибо.
— Пожалуйста. Хотел бы я помочь тебе больше.
— В таких делах трудно рассчитывать на помощь, Маркус. Некоторое представление об этом человеке я получила, дальше попробую разобраться сама.
— Будь осторожна, — сказал Маркус. — Кроме всего прочего, он опасен. Очень опасен.
— Я тоже. Или ты в этом сомневаешься?
— О нет, — с улыбкой ответил он. — Просто иногда забываю, что ты уже не наивная драчливая девочка, какой когда-то попала ко мне в руки.
— Драчливости с тех пор не убавилось, — вздохнула Кедвин, вставая, — а вот наивность теряется лишь однажды и бесповоротно. Прощай, Маркус. Если что — ты знаешь, как меня найти.
— И ты знаешь, как найти меня.
Он встал, проводил ее до двери и еще раз обнял и поцеловал в лоб на прощание. К этому они тоже привыкли — всякий раз, расставаясь, не знать, состоится ли следующая встреча.
Хотя возможно, легче было бы не прощаться совсем. Как будто выходишь на пять минут.
*
По пути домой Кедвин раздумывала над словами Маркуса. Нет, она не встревожилась и не испугалась. Но задача, которую она перед собой ставила, теперь казалась и интереснее, и сложнее.
И опаснее.
Она давно не играла в подобные игры с Бессмертными. А уж с такими! Но в этом и интерес.
Была и другая забота. Мишель.
Ни одной ночи в доме Кедвин она не провела спокойно. Поутру иной раз она не помнила своих кошмаров, но кричала и плакала во сне каждую ночь. Мишель оставалась молчаливой и печальной, совсем непохожей на ту, какой Кедвин увидела ее впервые.
Конечно, все это естественно и все пройдет, дай только время… Но сегодня с утра что-то в поведении Мишель изменилось. Она была такой же тихой и молчаливой, но задумчивость ее стала как будто светлее, она время от времени прислушивалась к чему-то в себе. Вот это был совсем не обязательно хороший признак, и Кедвин решила: если поведение Мишель не изменится, надо расспросить ее, не дожидаясь, пока она соберется поговорить сама.
Приехав домой, Кедвин застала Мишель на кухне.
— Привет. Мне вот захотелось перекусить. Будешь?
— Буду. Я тоже голодная.
Кедвин поднялась к себе, быстро переоделась и снова спустилась на кухню. Мишель уже ставила на стол тарелки, что-то даже мурлыча себе под нос. Она не выглядела веселой, но перемена в ее настроении была очевидна.
За едой Кедвин не стала заводить разговоров. Мишель заговорила первой.
— Кедвин, ты уже дала ответ Адаму? Ну, насчет поездки?
— Еще нет. А что?
— Я хотела сказать. Я поеду с вами.
— Да? — прищурилась Кедвин. — Вроде бы вчера ты не была настроена на веселье.
— Я и сейчас не настроена именно на веселье, — вздохнула Мишель. — Просто я… — Она споткнулась и опустила глаза.
Кедвин положила вилку и повнимательнее всмотрелась:
— Мишель, что случилось?
— Я не знаю… это, может быть, просто моя фантазия…
Она снова посмотрела на Кедвин.
— Просто… мне сегодня приснился странный сон… а может, это был и не сон. Я видела Ричарда во сне каждую ночь, но иначе, тогда мне снилось прошлое. Наша первая встреча… свидания… — ее голос дрогнул. — Его смерть… А сегодня я видела его так, как вижу тебя сейчас. Будто он пришел ко мне в комнату и сидел на краю постели.
— Он говорил с тобой? — осторожно спросила Кедвин. Подобные видения были делом нешуточным и далеко небезобидным. Этого Кедвин и опасалась.
Мишель улыбнулась, не заметив ее тревоги:
— Да, говорил. Он сказал, что не хочет видеть меня несчастной. Что я не должна слишком много думать о мести и не должна прятаться от жизни. И что, если я буду счастлива, будет хорошо и ему. Как ты думаешь, Кедвин, это просто сон? Или…
— Может быть и «или», — сказала Кедвин. — Не забывай, что тень его сущности сейчас живет в тебе. А он был намного старше и сильнее тебя.
— Ты хочешь сказать, это плохо? — недоверчиво нахмурилась Мишель.
Кедвин побарабанила пальцами по столу:
— Не знаю. Конечно, он любил тебя. И сейчас не сказал тебе ничего плохого… Но давай договоримся: если такие визиты будут повторяться — расскажи мне, хорошо?
— Кедвин, ты меня пугаешь. Какая опасность для меня может исходить от Ричарда?
— От Ричарда — никакой. А вот от того, что может явиться в его обличье…
Мишель побледнела.
— Нет… этого не может быть…
— Увы, может. Я прошу тебя не скрывать ничего, если подобное повторится. Договорились?
— Да… Но… в этот раз… он же все сказал правильно?
— Да. В этот раз — да. Он умер, но ты-то жива. Продолжай жить и будь счастлива — это самая лучшая память о нем.
Мишель задумалась.
— Наверно, ты права, — сказала она, снова придвигая к себе тарелку. — Я и сама слышала, что иногда в обличье наших близких может являться нечто совсем другое. Конечно, если что, я тебе расскажу…
*
Разговоры о любви и потерях растревожили собственные воспоминания Кедвин. На следующий день она, закончив со срочными делами, направила машину в сторону ставшего не так давно знакомым кладбища Монпарнас.
Была еще одна причина, по которой ей хотелось побывать на могиле Стивена. Она впервые после его смерти думала о другом мужчине. Как ни странно, чувствовала себя почти виноватой. Может быть, стоит…
Размышления ее были прерваны самым неожиданным образом. На стоянке, прямо напротив места, где остановилась она, обнаружилась машина. Очень знакомая.
Кедвин постояла, раздумывая, но все же решила не отказываться от своих намерений. Даже если у Митоса и есть кого навестить на этом кладбище, какое ей дело? Он ведь не ради встречи с ней сюда приехал, так почему бы ей об этом беспокоиться?
Рассказы об этом человеке ее задели. Она тоже начала искать всюду подвох и двойное дно.
Рассердившись на себя за подобные подозрения, Кедвин решительно направилась к воротам кладбища.
…Она шла по дорожке назад, к выходу с кладбища, стараясь ни о чем не думать и чувствуя, как становится тихо и спокойно на душе. Действительно, с чего ей пришло в голову, что она не имеет права искать новой любви? Слишком рано? А разве не она вчера говорила Мишель, что самая лучшая память об ушедших — это сама жизнь?