«Может, ты в самом деле в это веришь. Но если бы ты хотел снова дать мне жизнь, я уже был бы с тобой наяву».
Образ начал таять, растворяться в мерцающей ряби. МакЛауд бросился вперед, чтобы схватить, удержать!
И проснулся — тяжело дыша, с отчаянно бьющимся сердцем. И с одной мыслью: я мог его вернуть!
Почему ему не приходила такая простая мысль раньше? В его распоряжении была вся сила Аримана, он мог хоть как-то ею воспользоваться, хотя бы чтобы исправить Демоном же сотворенное зло.
И вот теперь он ехал в монастырь Святого Христофора, не веря, что пребывание там принесет облегчение или ясность в мыслях, но желая просто ненадолго отгородиться от остального мира. И от всех заботливых друзей и советчиков. Защитников.
К черту. К черту все!
*
Покой и безопасность старой обители, как бывало и прежде, свое дело сделали. Проведя всего одну ночь в этих стенах, МакЛауд почувствовал себя много лучше.
Брат Ансельм, сменивший Павла в роли настоятеля, встретил его сам и сам проводил в свободную келью, но, уловив настроение гостя, ни на каких разговорах настаивать не стал. Он пришел на следующий день, когда МакЛауд уже немного успокоился.
Они шли по той же галерее, по которой когда-то водил МакЛауда Павел. Внешне Ансельм был совершенно не похож на Павла: высокий, худой, с грацией опасного хищника в движениях. Но какое-то сходство между ними было, возможно, в том, что этому человеку тоже хотелось доверять.
Не было страшно доверять.
Хотя рассказывать обо всем, что с ним происходит, МакЛауд тоже не собирался. Он объяснил, что переживает сложный период — череда тяжелых потерь за какие-то несколько лет, размолвка с друзьями. Ансельм понимающе кивал.
Их коснулся неслышный звон Зова, и МакЛауд невольно напрягся.
— Не беспокойся, — отозвался на его вопросительный взгляд Ансельм. — Ты забыл, сюда не только тебе открыта дорога.
— Да, конечно, — ответил МакЛауд, провожая глазами фигуру в рясе и монашеском плаще, скрывшуюся за поворотом коридора. — Надеюсь, второго Каласа здесь не обнаружилось?
— Нет. Хотя я до сих пор считаю, что изгнание Каласа было ошибкой.
— Ошибкой? — МакЛауд остановился, будто налетел на стену. — В каком смысле, ошибкой?
— В буквальном. Если он был одержим злом, выпускать его в мир не следовало. Я говорил об этом Павлу, и он, поостыв, со мной соглашался… Но изменить уже было ничего нельзя. В конце концов, эта ошибка и стоила Павлу жизни.
— Может быть, — мрачно сказал МакЛауд. — Значит, после Каласа обитель жила спокойно?
— Ну, не совсем, — уголком рта улыбнулся Ансельм. — Был у нас один «брат». Ему пришла на ум та же светлая идея, что и Каласу. Использовать монастырь как охотничьи угодья.
— И что?
— Ничего. Он ошибся с выбором дичи.
— На кого же он напоролся?
— На меня.
— Ты его убил?
Ансельм снова улыбнулся:
— Павел никогда не рассказывал тебе, какого рода у нас с ним были разногласия?.. Я не считал, что отказ от борьбы и оружия — настоящий путь к миру. Наглецу, осквернившему нашу обитель своими играми, я снял голову не задумываясь. Правда, мне самому пришлось на некоторое время покинуть монастырь, пока Павел не успокоился и не сменил гнев на милость. Я ни о чем не жалел и, вернувшись, к ногам его не упал и отпущения греха не попросил. Ему пришлось смириться… Если бы он хотел настоять на своем, он не разрешил бы мне вернуться. Увы, пока жизнь подтверждает мою правоту, хотя я и предпочел бы ошибиться. Так что, если тебе нужен напарник во время тренировок, почту за честь.
— Спасибо, — МакЛауд оглянулся в ту сторону, куда ушел незнакомец-Бессмертный. — Ансельм, а кто это был?
— Не знаю.
— Не знаешь?
— Мы подобрали его в лесу, пару лет назад. Он ничего не помнил: ни кто он, ни откуда, ни что с ним случилось… А с тех пор, даже если и вспомнил, ничего нам не рассказал. Мы зовем его Жаном, он согласился откликаться на это имя.
— Странно, — пробормотал себе под нос МакЛауд. — Два года назад…
— Что же странного? Или ты узнал его?
— Нет, лишь показалась знакомой походка. Что ж, благодарю за беседу. Теперь, если не возражаешь, я хочу побыть один.
— Конечно. Можешь спуститься в сад, оттуда есть выход наружу, в лес. Очень красивое место.
— Да, спасибо. Наверно, так я и сделаю.
*
Решив последовать совету, МакЛауд вышел в сад. Там было пусто и тихо, вдоль дорожек стояли скамейки. Он посидел немного, глядя по сторонам.
Что бы ни говорила Кассандра, убедить себя в том, что Митос нарочно затеял тот разговор, МакЛауду не удавалось. Сейчас, заново все обдумав, он чувствовал: Старик был взбешен и говорил что думал, без всякой игры и притворства.
Значит, нужно было признать, что сказанное им — правда. Ведь, как ни крути, Дарий ни словом не обмолвился о том, чего на самом деле добивался от него Грэйсон. Хотя нужно ли считать это непременно обманом? У Дария могли быть свои причины вести себя именно так.
Жаль, что теперь нельзя просто пойти и спросить у него самого.
А вот у Митоса можно спросить, только он упорно не хочет ничего объяснять. Хотя однажды, в совсем другом разговоре, он упомянул, что Дарий был с ним дружен и многое о нем знал.
Интересно, насколько права Кассандра, полагая, что это просто новая уловка, чтобы сбить с толку его, МакЛауда? Зачем Митосу все эти хитрости? Посылать человека к черту не самый лучший способ добиться его дружбы и привязанности.
Если Митос на самом деле добивается именно этого. Да, так думает Кассандра… Но разве она не может ошибаться?
Кассандра.
Ее присутствие в последние несколько ночей спасало его от кошмаров и всяких голосов во сне. Однако вот он уехал из Парижа, и ничего не произошло. Ночь в монастыре прошла спокойно, если не считать усталости и темных мыслей.
Размышления его были прерваны волной Зова, и на боковой дорожке мелькнула все та же, показавшаяся знакомой фигура.
МакЛауд встал и сделал несколько шагов в ту сторону. Нет, ему не показалось — в походке незнакомца было что-то знакомое.
Даже не думая, зачем это делает, МакЛауд пошел следом за ним. На повороте дорожки незнакомец остановился и оглянулся на миг, прежде чем прибавить шаг и направиться к калитке, ведущей за монастырскую стену. Этого мига оказалось достаточно.
МакЛауд, вздрогнув, метнулся вперед.
Он даже не заметил, как оказался за оградой, вне Священной Земли, не вспомнил и об оставшемся в келье мече.
— Постой, Жан! — окликнул он.
Но незнакомец шел вперед по тропинке и только на полянке у крошечного озерка остановился, позволив МакЛауду себя догнать. Тот вышел на поляну и тоже остановился, переводя дыхание от волнения.
— Постой. Ты меня слышишь?
Человек, которого в монастыре называли Жаном, медленно повернулся и откинул капюшон.
— Привет, Мак. Долго же пришлось тебя ждать.
МакЛауд застыл, перестав дышать.
Перед ним, одетый в монашескую рясу и с не по-монашески язвительной улыбкой на лице, стоял Ричи Райан.
*
— Ричи? — осторожно произнес МакЛауд, не трогаясь с места. Потом, пытаясь отогнать наваждение, невольно вскинул руки к вискам: — Нет, этого не может быть!
— Отчего же? — насмешливо сказал Ричи, скрестив на груди руки. — Ты, кажется, больше всего на свете хотел увидеть меня снова живым.
— Да, но… нет, это невозможно!
— Но я-то здесь, перед тобой, наяву.
МакЛауд, бессознательно сжав руки в молитвенном жесте, шагнул вперед. Он уже не был уверен в том, что не спит и не бредит. Что, если тот сон был истинным и его желание исполнилось?
Он не знал, смеяться или плакать:
— Ричи… Бог мой, если это в самом деле ты!
— Это в самом деле я, — прохладно сказал Ричи. — Я вижу, ты не очень-то рад. Правильно, тебе радоваться нечему.
— Нечему? — МакЛауд, почувствовав слабость, отступил в сторону и оперся о торчавшую из земли корягу. — Ричи, ты жив!