— Я уже сказал, это трудно объяснить. Но вдруг оказалось, что я ничего о нем не знаю. Даже больше. То, что мне известно — только маска, притворство. Ты говоришь, он мне помогал, защищал… Но мне уже не верится, что это была действительно защита.
— Даже во-от как, — протянула Кедвин. — Это с чьего же голоса ты так складно поешь?
МакЛауд тяжело глянул исподлобья:
— Кедвин, я тебя не оскорблял.
— Правдой оскорбить нельзя, — сказала Кедвин. — Я вижу, откуда дует ветер. А я-то думала, ты поумнел.
— Я поумнел! — повысил голос МакЛауд. — А вот ты! Если бы ты знала…
— А я знаю. Знаю, как он приходил к тебе за помощью, но ты не дал ему сказать ни слова. Знаю, как он из-за твоего упрямства согласился на новый союз с Кроносом. Знаю, как у тебя хватило глупости обвинить его в похищении Кассандры.
— Кедвин, он никогда не приходил ко мне за помощью!
— Ай-ай-ай! Нехорошо обманывать старших, Дункан. Зачем, по-твоему, он приходил к тебе после явления Кроноса? Только чтобы поругаться с Кассандрой?
Наступила долгая тишина. МакЛауд молча посмотрел на Кедвин, потом отвернулся и медленно произнес:
— Хорошо, пусть так. Я был невнимательным, неосторожным… Но теперь ничего не исправить.
— Почему?
— С тех пор еще многое случилось. И если я его в самом деле обидел, то он отыгрался за это с лихвой.
— Дункан!
— Не говори, что он спас мне жизнь, Кедвин. Да, спас… Но какой ценой?
— Тебя смущает цена, заплаченная за твою жизнь?
МакЛауд снова гневно вспыхнул:
— Вот этого ты точно не знаешь, Кедвин!.. Тебя там не было, и он вряд ли рассказывал тебе подробности. Это уже не прошлое, это настоящее. Меня он унижал и смешивал с грязью не три тысячи лет назад, а сейчас!
— Смешивал с грязью? — переспросила Кедвин. — Так что ж такого он с тобой сделал, Дункан? Он тебя бил? Насиловал? Заставлял делать что-то, противное твоей душе? Ну, говори, что ты растерялся!
— Нет, — произнес МакЛауд. — Нет, он меня не бил и не насиловал. Лучше бы так… Но он душу мою вывернул наизнанку, скомкал и выбросил. Это не тот человек, которого я знал, Кедвин. Я помню, что должен ему, но…
Кедвин усмехнулась:
— Ничего-то ты не понял, мальчик. Он оберегал тебя, все время. Пока можно было — просто подсказывал и поддерживал, потом тащил силком за шиворот, знал, что ты его возненавидишь, но не бросал. Он любит тебя, до сих пор. Обо всем забывает, если тебе что-то грозит. Ты для него… Не знаю, друг, сын, брат? Не поверишь, я даже ревновать его к тебе начала. Да уже хоть один раз посмотри на вещи своими глазами, а не через бредни Кассандры!
МакЛауд смотрел на нее во все глаза, окончательно сбитый с толку:
— Кедвин, при чем здесь Кассандра?
— А кто тебе напел, как опасно ему верить и как он всех обманывает? Ты среди нам подобных много видел таких, кто всегда и всюду рубит правду, не думая о последствиях? Может, ты сам такой? Или Кассандра — образец правдивости? Но вдруг с чего-то для него стало страшным преступлением то, что для всех прочих норма! Конечно, если бы он благородно погиб, защищая тебя от Кроноса, ты мог бы со спокойной душой поверить в его искренность!
— Защищая меня?..
— А ты в самом деле думаешь, что у него была другая причина ввязаться в это дело? Думаешь, что, спустя две тысячи лет после разрыва с Всадниками, он все еще сомневался в выборе пути? — Она отвернулась. — Ладно, черт с тобой! Думай как хочешь. Но за последнее освобождение от Демона ты мог бы его поблагодарить. Или ты и тут не уверен, что его помощь была тебе нужна?
— Да нет, здесь сомневаться не в чем, — криво усмехнулся МакЛауд. — Но…
— Ты и тут увидел какой-то особый смысл?
— Он сказал, что больше не может пользоваться той силой, Кедвин. Но оказалось, что может. Скажи, зачем нужно было меня обманывать? Вот в этом — зачем? Понимаешь, это и есть проблема… Я все время пытаюсь понять, что он делает и почему, и все время ошибаюсь.
— Тебе сказать, что я думаю о тебе сейчас, Дункан, или сам поймешь?
МакЛауд открыл было рот, и закрыл снова. После долгой паузы взмолился:
— Кедвин, ради Бога, объясни, что произошло? Не просто же от плохого настроения ты решила меня повоспитывать?
Она ответила не сразу.
— У тебя очень мало времени, если ты хочешь успеть получить ответы на свои вопросы.
— Что? Что ты говоришь? — ахнул он.
— Скоро ты получишь самое верное доказательство его искренности, — жестко сказала Кедвин и повернулась, чтобы уйти.
— Подожди! — метнулся за ней МакЛауд. — О чем ты? Какое доказательство?
Она остановилась и оглянулась:
— Смерть.
МакЛауд застыл.
— Что ты? Как?..
— А разве не это случается с теми, кто прикасается к запретным силам, даже если не ради себя самого?
Кедвин оглядела окаменевшего МакЛауда, еще раз горько усмехнулась и пошла прочь.
*
Митос лежал на диване, глядя в окно на серое осеннее небо.
Утренний приступ отчаяния прошел, слезы были выплаканы, решение принято. Мысль о том, что этот день может оказаться последним в его жизни, уже не внушала страха.
Конечно, страх вернется. Ведь он не знает и не может знать, что случится дальше. Был момент, когда Митос готов был не ждать развязки, а найти способ умереть так, как полагалось Бессмертному. Но, как он сам сказал недавно, для охоты он не в форме. А просить Кедвин… Нет, она, конечно, не отказала бы ему в такой крайности, но что, если с его Огнем к ней перейдет это проклятие?
Митос закрыл глаза и прикусил губу. Нельзя поддаваться страху. Нельзя расслабляться!
Послышались легкие шаги, и в комнату осторожно заглянула Мишель. Он оглянулся, и она, заулыбавшись, подошла и присела на край кресла рядом с диваном.
— Надо ли терять время, карауля меня? — улыбнулся ей Митос.
— Кедвин сказала, надо, — ответила Мишель. — На самом деле я не очень понимаю, что происходит, но… может быть, вы мне объясните? Я думала, Бессмертные не могут болеть.
— Я тоже так думал, когда-то. Но мы просто болеем не так, как смертные.
Мишель глянула на него настороженно:
— И чем вы думаете лечиться?
— Пока не знаю, — пожал плечами Митос. — Я даже не знаю, можно ли от этого вообще вылечиться.
— Но кто-то где-то должен это знать?
— Кто-то где-то, наверно, знает, — согласился Митос. — Но у знания есть цена, как у всего в этом мире. Иногда проще и безопаснее бывает не знать ответов.
— Не знать? А если вы не сумеете вылечиться?
— Ну, тогда я, наверно, умру.
— И вы говорите об этом так спокойно?! Это же неправильно!
— Что же неправильного? Жизнь всегда заканчивается смертью.
Мишель упрямо сжала губы.
— Это неправильно, — повторила она спустя минуту. — Нужно что-то делать.
— А что я могу, Мишель?
— Вы не думаете, что вам может помочь витано?
— Может быть. Но где его взять? Охотник из меня сейчас никакой… А покушаться на ваши жизни… Нет.
Мишель помолчала, что-то соображая. Потом подняла голову:
— Не надо покушаться на наши жизни. Я просто не успела рассказать… Вчера я столкнулась с одним типом, Бессмертным… Не знаю, откуда такие отморозки берутся… Мы подрались, но я не успела с ним покончить, нас отвлекли. Так вот, мы можем пойти туда и найти его снова.
— Мишель, я не могу… — Голос Митоса перехватило. — Извини… у нас душно, или мне кажется?
— У нас не душно. — Мишель, меняясь в лице, торопливо встала с кресла. — Но я открою окно!
Она подбежала к ближайшему окну и принялась открывать раму.
Митос, чувствуя нарастающую слабость, попытался выпрямиться, надеясь, что так будет легче справиться с новым приступом. Голова у него закружилась, и он без сил упал на диван.
Его охватило поразительно реальное ощущение падения, потом очертания комнаты и пол под ногами исчезли. Он провалился в искрящуюся, наполненную хрустальным звоном пустоту. На короткий миг все его тело пронзила нестерпимая боль, тут же сменившаяся дремотным блаженством.
Больше он ничего не видел и не слышал.